Черная Принцесса: История Розы. AnaVi

хочется… убить! А с другой, противящейся и борющейся же с ней, противоборствующей и… светом – хочется… и любить. Би́ть и люби́ть! Любо́вь и бо́ль! Кро́вь и любо́вь! Алкого́ль… Опять и… Снова! Рифмы. Не в бровь, а в глаз. Скажешь: по Фрейду? Поправлю: по жизни. Что же за двойственность и разделение на цвета… на два цвета… розовый и голубой… рыжий и синий… мир-то и в то же самое время так же ведь был по и разделен на белое и черное… И серое. Да! В общем… Но кому и какая разница, да? Разделен же – не разделяя! Не разделяясь и не делясь… Не деля и не выделяя! Никого и ничто…

      ****

      – И снова здравствуйте! – Елейно-натянуто пропела София, ступая шаг в шаг и аки пантера-хищница за спиной свой же добычи и жертвы. Что не только и на запах и слух, но и на силуэт начала проясняться и проявляться из ее же подсознания в сознание, собираясь из вчерашних воспоминаний и подкрепляясь же уже здесь и сейчас сегодняшними. – Не сказать же, что и прям скучала… Как и то, что и ты же сам – и по мне! Хотя и казалось бы, да? Да и то же, что вчера я и уже не знала, что все это и сегодня, сейчас же будет и значить! Но и вот же, как говорится: пришла, увидела и… победила! Укрепилась же, закрепилась в понимании и почти же что уже и принятии всего и вся: о тебе и… не только. Слышишь? Попрыгунчик! Если ты вновь и прыгать начал… хотя и вчера же еще клялся… прямо-таки и божился… что и закончил… и без малого же прям сейчас и здесь уже и собрался – не дай же мне вновь, как и повода тебя остановить!

      И подойдя же ближе, облокотившись уже и правым же боком о примыкающую к окну стену с правой же стороны от парня, чтобы видеть хотя бы и половину его эмоций, как и правую же половину его лица вместе и со всем же телом, она только хотела продолжить свой ернически-саркастический поток фраз, но и вовремя же оборвала себя, приметив его же не только и всю внешнюю собранность и серьезность при и на фоне же полной внутренней разрухи и опустошенности, но и в комплекте же к его сейчас же и здесь недюжинной бледности. В сравнении же все и с прошлой же их встречей. Где пусть он был и не сильно да и не целиком же в принципе смуглый, светленький же скорее, но и не бледный же и совсем. Чуть и темнее же разве что в кистях рук, шее и лице – что и чаще же всего, как и видно, попадались солнцу неприкрытые же больно одеждой. Но и тут же ведь и даже они растворились, слились будто бы и со всем же и сразу. Как и ставшее же сразу, словно и плотной же маской, лицо, что было же просто сейчас непрошибаемо. Вместе и с широкими его светлыми бровями на низком и узком лбу, хмуро сведенными к курносому же носу. Где ведь даже и он же сам сейчас таким не казался – только лишь назывался: не подергиваясь никак и будто бы вовсе уже и не торча. Сровнявшись совсем и всеми же словно. Как и еле же и так проглядываемые скулы из-за слегка и пухлых щек, что и сами же сейчас были поджаты и сжаты, вжаты, вместе и с небольшим округлым подбородком и челюстями, за плотно же сомкнутыми и узкими губами.