Голое поле. Галина Калинкина

      10. У Телешёвых

      Когда Тюри, доктор и племянник влетели по лестнице вниз в подвал, то уперлись в спину коменданта. Тот, не оборачиваясь, вполголоса зашикал на прибежавших: «Чи, чи, чи, тише, тише», словно дитя разбудят. И все уставились на трепыхавшуюся в руках-лапищах кастеляншу и на самого Липкого за старушечьим телом. Кухонный нож в картофельной шелухе надавил на кадык, и старуха перестала колотиться, ошалелыми глазами уставившись на четверых мужчин и кухарку, сливающихся в одно пятиголовое существо.

      – Липкий, голубчик, это ведь не канарейка, – взмолился доктор.

      – Кенарь то был. Соседский. Он теперича у меня в брюхе поет. Слышите?

      – Слышим-слышим.

      – А Солдат, гадина, говорит, не поет кенарь.

      – Так что же вы с Солдатом-то не выяснили. Зачем же старую женщину…

      – Пошто нож не давала?!

      – Липкий, голубчик, вот пустырничку с валерьяной примем, и полегчает.

      – Не баюкай меня, доктор. А шагнет кто, прирежу. Все вы – говны.

      Об каменный пол громыхнула сковорода, выпав из рук кухарки. Присутствующие разом вздрогнули. Старуха-пленница охнула и часто-часто задышала, вздымая грудь под передником. После доктора в дело вступил Тюри, вращая свирепыми глазами и потея лысиной.

      – А и режь, нам ее не жалко. Надоела всем.

      Старуха, до того огнем надежды испепеляющая подмогу, враз подогнула ватные ноги, обмякла и повисла на руках мучителя. Липкий пытался удержать тело на весу за епанечку, но упрямая даже в бессознании старуха увлекала его за собой вниз. В тот момент с черного входа вошел Тулубьев с плетеной корзиной угольных брикетов из дровяного сарая. И вопрошающие растерянные лица напротив, и напряженная фигура человека в казенно-больничном с пустой епаничкой в руках и обмякшим телом в ногах в минуту дали ясную картину. Тулубьев с грохотом швырнул корзину в ноги разворачивающейся фигуре и тут же применил удушающий прием, выбив нож из рук насильника. В черной антрацитовой пыли они вдвоем с Тюри скрутили обидчика.

      Липкого затащили в изолятор второго этажа, где он тут же забился в конвульсиях, заходясь в крике: «Говны вы все, говны…». Доктор и запыхавшийся Тюри смотрели на извивающегося. Их спокойствие удержало дежурного ординатора от немедленной помощи пациенту. Доктор рассуждал вслух, не меняя позы:

      – Насколько мне видно, эпилепсия…

      – Падучая. Болезнь шарлатанов и симулянтов… – предположил Тюри.

      – Коз и мышей, собак и кошек… – продолжил доктор.

      – Халтура. Я лучше сработал, – делился Тюри.

      – Приходилось?

      – Всяко бывало.

      – Что делать будем, голубчик Тюри?

      – Не успокоится – в узел его, в смирительную рубашку.

      Доктор, обращаясь к медсестре ласково:

      – Деточка, четыре миллиграмма на двадцаточку разбавьте. Струйно.

      Тюри с дежурным ординатором держали Липкого, пока сестричка ставила