Когда машина мечтает. Роман Викторович Душкин

с лёгкой улыбкой, её голубые глаза излучали спокойствие и уверенность.

      – Здравствуйте, Екатерина Сергеевна, – произнесла Маша мягким, бархатистым голосом. – Я так рада, что вы пришли.

      Ильина растерянно моргнула. Она помнила, что в их первую встречу Маша сразу же узнала её по клавиатурному профилю, но теперь она же не нажимала никуда. Впрочем, ответ пришёл сразу – вся та библиотека знаний, на которой училась Маша, наверняка содержала и фотографии Екатерины Ильиной. Екатерина сделала шаг вперёд к терминалу, чувствуя, как вспотели ладони.

      – Здравствуйте, Маша. Я… я пришла, чтобы понаблюдать за вашей работой, – ответила Екатерина, стараясь сохранить профессиональный тон.

      Маша склонила голову набок, её взгляд стал пристальным и изучающим. Она смотрела на Екатерину с едва заметной улыбкой, её голубые глаза излучали спокойствие и задумчивость.

      – Екатерина Сергеевна, не могли бы мы обсудить один интересный мысленный эксперимент? – произнесла она мягким, бархатистым голосом. – Он касается некоторых вопросов этики, которые в последнее время очень сильно волнуют меня.

      Ильина чуть нахмурилась, но кивнула, настороженно ожидая, что же затеет Маша.

      – Представьте себе такую ситуацию, – начала Маша. – Есть маленький ребёнок, которого оставили одного в комнате с горящей свечой. Ребёнок подходит к ней, заинтересованно наблюдая за пламенем. Но вы, как взрослый, понимаете, что ребёнок может обжечься. Что вы сделаете?

      Екатерина замерла, почувствовав, как эти слова отозвались в её душе. Воспоминания из детства вдруг ожили, словно она сама снова оказалась в той комнате, манимая пламенем свечи.

      Перед её внутренним взором ярко вспыхнула картина из далёкого прошлого – маленькая Катя, с любопытством и восторгом тянется к яркому пламени, думая, что это красивый цветок. Но вместо восхищения приходит резкая, обжигающая боль, когда её нежная детская ладошка соприкасается с огнём. Она отдёргивает руку и заливается слезами, ощущая, как по коже разливается жгучий жар. Родители в панике бросаются к ней, обнимают, шепча успокаивающие слова, и Катя чувствует, как их тревога передаётся ей, смешиваясь с её собственным страхом и болью.

      Это воспоминание, столь яркое и живое, заставило Ильину вздрогнуть. Она понимала, что Маша, сама того не зная, затронула в ней что-то глубоко личное – детскую травму, которую Екатерина старалась забыть на протяжении многих лет. Теперь этот болезненный опыт вновь ожил, и она не могла сосредоточиться на логике ситуации.

      Екатерина почувствовала нарастающее смятение. Или Маша знала? Зачем она надавила на эту кнопку? Неужели Маша попробовала манипулировать её чувствами, будто знала все потаённые уголки её души? Как теперь ей найти правильный ответ, когда сердце противится холодному рассудку?

      – Я… я, конечно, остановила бы ребёнка, – тихо ответила она. – Не позволила бы ему обжечься.

      Маша кивнула, её взгляд стал внимательным.

      – А