Двенадцать – это слишком!. Елена Коломеец

но вы ведь больше не стесняетесь, так?

      Очаровательно улыбаясь, смотрит на меня своими глазами цвета крепкого чая, и я не могу в ответы не улыбнуться. Потому что Джеймс прав. Какие бы чувства ни обуревали меня, а их множество, стеснение испарилось. Нельзя стесняться взять за руку мужчину, который только что целовал твою грудь. Боги, даже сама подобная мысль обжигает. Это неприлично. Наверное, даже для мужа и жены это достаточно пикантно, а уж для недавних незнакомцев и подавно. Но почему-то я ощущаю этот жест не как нахальное посягательство на мою честь, а как… подарок?

      – Пользуетесь тем, что бедную сиротку некому защитить, – шутливо отвечаю я.

      – Дарина, я никогда бы не сделал то, что причинит вам вред. А немного легкости и чувственности вам точно не помешает. Хотите еще?

      – А если я скажу, что да? – дерзко отвечаю я. Во всяком случае я очень хочу надеяться, что в этот момент выгляжу дерзкой и уверенной в себе. Хотя самой себе я больше напоминаю кошку, танцующую на раскаленной крыше.

      – Значит, я в вас не ошибся. Знаете, ведь целомудренных леди, которые упали бы от такого в обморок, расплакались, огорчились – немало. И нецеломудренных леди, которые с радостью рванули бы корсаж, призывая к продолжению, тоже немало. Но вы таите в себе какие-то дивные, неизведанные омуты. Что в их глубинах, Дарина? Чувственность? Страсть? Но и решительность, сила? Вы очень необычная девушка, и я был бы рад, хоть сейчас привести вас в свой дом.

      – Но? Ведь у вас там наверняка заготовлено какое-то важное «но»? – горько спрашиваю я.

      – Не без того. Наша с братьями жизнь намного сложнее, чем кажется. До встречи с вами меня это не тяготило, но теперь я думаю о каком-то выходе. И я найду, Дарина. Только вы постарайтесь меня понять и не обижаться.

      Вообще, очень хочется обидеться. Топать ножкой и хныкать. Но мне жизнь слишком рано дала понять, что это поведение не приводит ни к чему, кроме очередной оплеухи. Вряд ли, конечно, Джеймс отреагировал бы так же, как мачеха, но удовольствия нам бы это точно не принесло.

      – Я доверилась вам однажды, и с тех пор ни разу не пожалела о своем решении, – отвечаю твердо, не сомневаясь. – Но я надеюсь, что все эти сложности не помешают нам видеться?

      Мы сидим очень близко, касаясь друг друга боками. Но мне хочется еще ближе. Хочется объятий и ласк, того жаркого, пленительного чувства, от которого подкашиваются ноги и кружится голова.

      – Дарина, знаете, есть такое выражение «аппетит приходит во время еды»? Мне кажется, я разбудил в вас голод?

      – Вы еще и смеетесь!

      – Разве что чуть-чуть. Поверьте, мне приходится ничуть не легче вас. Если бы я мог дать волю своему голоду, этот поцелуй показался бы вам целомудренейшим из возможных.

      Что он говорит? Я даже представить не могу, о чем он! Мысли и догадки мелькают в голове, вспыхивая яркими красками и отдаваясь острыми волнами удовольствия. У меня нет слов, чтобы выразить свои чувства, и я только крепче сжимаю руку Джеймса, как будто это якорь, удерживающий меня в водах здравого смысла.

      – Но