Смерть на голубятне или Дым без огня. Анна Смерчек

с утренним поездом. Коляску-то она сразу домой отослала. Верно, Осип?

      Управляющий, застывший неподвижной тенью за спиной Марьи Архиповны, молча кивнул.

      – В комнату к maman никто не заходил вчера. Впрочем, может, там и был кто из прислуги, да то ли не заметили этого письма, то ли не поняли, что оно семье адресовано. А сегодня я горничную попросила, чтобы она отнесла для матушки букет свежих цветов, да пыль смахнула перед ее приездом. Девушка и доложила об этом конверте. Матушка его оставила на окне подле вазы. Нарочно на самом виду. Мы с тетушкой и даже с Осипом Петровичем прочли его несколько раз и, признаться, не совсем поняли его смысл. И дело тут, конечно, не в почерке или выборе слов. Мы совершенно не смогли понять, в связи с чем можно было написать такое. В нем она сообщает, что покидает нас и дает распоряжения, каковые… какие она могла бы дать на случай, если… как если бы…

      – Как если бы помирать собралась! – подхватила Марья Архиповна и снова укрыла воспаленное от слез лицо за промокшим уже платком.

      – Нет-нет, тетушка как всегда все преувеличивает! – воскликнула Татьяна. – Письмо, очевидно, уведомляет об отъезде. Но это так странно. Почему она решила уехать так внезапно, даже не простившись ни с кем из нас? Никакой ссоры меж нами не было. И она никогда раньше подобным образом не поступала.

      – Скажите, дорогой Лев Аркадьевич, вы правда ничего не знаете об этом письме? Точно ли Катерина не была больна какой-нибудь ужасной болезнью? Она ничего вам такого не говорила, не задавала странных вопросов, не делала намеков? – сжимая руки на груди, принялась допытываться Марья Архиповна.

      – Смею вас заверить, что мне об этом ничего не известно, – с уверенностью заявил доктор. – Ни об отъезде Катерины Власьевны, ни о каких-либо ее серьезных недомоганиях.

      – Но как же нам быть теперь? Домой матушка не вернулась, в петербургской квартире ее нет. Мы нарочно гоняли мальчика с запиской к полковнику, нашему соседу, у которого установлен телефонный аппарат. Он звонил в Петербург, там тоже рядом с нашим домом есть одна контора с телефоном. Они посылали к нам на квартиру, там было закрыто, а дворник сказал, что maman, отпустив нашу коляску, поднялась было к себе, да почти тотчас велела ему нанять другого извозчика и тем же вечером уехала куда-то. Да больше уже и не возвращалась. И еще в этом странном письме… я не знаю даже, что мне и думать теперь. Одним словом, по приложенным к письму документам выходит, что она петербургскую квартиру мне отписала, – Татьяна перевела недоуменный взгляд со Льва Аркадьевича на Ивана Никитича, несколько смутив его. Что он мог посоветовать этой милой барышне и ее тетке? Он ведь видел их впервые, а Катерину Власьевну и вовсе не имел удовольствия знать.

      – Не будет ли это слишком смело, если я попрошу у вас разрешения взглянуть на это странное письмо? – придумал наконец Иван Никитич. – Может, я смогу истолковать, что Катерина Власьевна имела в виду. Ежели, конечно, оно слишком личное, то я ни в коем случае…

      – Ах, верно! – обрадовалась Татьяна. – Вы же писатель.