Монмартрская сирота. Луи Буссенар

буйной, но очень честной корпорации пристают иногда негодяи, бросающие на нее тень.

      Два ковбоя ранчо Монмартр не составляли, казалось, никакого исключения из общего правила и были не лучше и не хуже своих товарищей.

      Они обнаруживали самую горячую привязанность к детям и заботились о них, чему родители были очень рады.

      Иногда маленькому Марселю, которому уже нравились лошади, оружие и вообще физические упражнения, позволяли сопровождать то одного, то другого из них куда-нибудь в окрестности.

      Ковбой сажал Марселя впереди и несся во весь опор, а мальчик, чувствовавший себя счастливым, весело кричал: «Браво! Еще! Еще!»

      Однажды оба ковбоя уехали с мальчиком и долго не возвращались. Обычно они отлучались не более чем на час, но наступил вечер, а их все не было.

      Мадам Дэрош, вначале слегка беспокоившаяся, начала серьезно тревожиться, когда наступил вечер.

      К несчастью, она осталась на ферме одна: Дэрош и Жо отправились искать место для постройки нового загона.

      Она ухватилась за последнюю надежду: вероятно, Дэрош и Жо встретились с ковбоями и они возвратятся все вместе.

      Ночью негр и хозяин вернулись домой страшно усталые.

      Мадам Дэрош бросилась к ним навстречу с душераздирающим криком:

      – Марсель! Где Марсель?

      Предчувствие ужасной катастрофы, готовой обрушиться на семью и разрушить ее счастье, охватило несчастного отца:

      – Но… я не знаю… Я его не видел…

      Обезумев от горя и побледнев, мать прошептала:

      – Ты его не видел… Он не с тобой… Марсель… мой мальчик… погиб… похищен, может быть…

      Но она была храброй женой человека, побывавшего в огне двух осад и бесстрашно пережившего все ужасы Кровавой недели. Она хотела противостоять удару, поразившему ее в самое сердце, хотела остаться на ногах, быть твердой. И это ей удалось.

      Смертельно бледная, с покрасневшими глазами, она схватила руку мужа, сжала ее до боли и изменившимся хриплым голосом воскликнула:

      – Пойдем! В путь!

      Лошади Дэроша и Жо, еще оседланные, стояли на привязи у входа в ожидании, пока их отпустят пастись на свободе.

      Она вырвала карабин из рук оцепеневшего негра, схватила лошадь под уздцы, вскочила в седло и, снова вскрикнув: «Едем!», пустилась во весь опор.

      Обычно она боялась огнестрельного оружия и верховой езды.

      Бывало, муж, желая научить ее на всякий случай владеть ружьем и скакать верхом, давал ей в руки винтовку или сажал на лошадь, но она опускала курок, закрыв глаза и вздрагивая при звуке выстрела, и, сидя в седле, то и дело цеплялась руками за гриву лошади, боясь упасть.

      Сраженный ужасным ударом, не сознавая, что делает, муж, с глазами полными слез, машинально следовал за ней.

      Она мчалась наугад, не замечая, что начинавшая уставать лошадь возбуждалась только при звуках ее голоса.

      – Марсель!..