Просто беги. Как бег спас мне жизнь. Белла Маки

даже если у вас психическое заболевание и вы чувствуете, что оно вот-вот вас поглотит. Даже в самые тяжелые времена я хорошо справлялась со своей работой, отпускала шутки, выходила на улицу ровно настолько, чтобы меня не считали отшельницей. Многие люди становятся экспертами в этом, обманывая даже самих себя. Наверное, я могла бы продолжать в том же духе вечно, прожить полжизни, притворяясь, что меня это устраивает. Но что-то сломалось, и я перестала так себя вести. Я делала это так долго, что такое поведение стало утомительным.

      Меня словно разоблачили, как мошенника: трусливый ребенок, притворяющийся взрослым. Джоан Роулинг говорит, что дно стало фундаментом, на котором она построила свою жизнь: поскольку хуже быть уже не могло, ей некуда было двигаться, кроме как вверх [1]. Раз уж это сказала она, я могу простить ей это клише и даже неохотно признать, что она права. В случае с Роулинг она начала создавать волшебный мир, который помог ей стать одной из богатейших женщин в мире. В моем случае каменное дно подтолкнуло меня выйти на пробежку.

      Через неделю моей новой свободной жизни мне пришла в голову идея бегать. В романе «Над пропастью во ржи» есть момент, когда Холден Колфилд бежит по школьному стадиону и объясняет это словами: «Не знаю, зачем я бежал, наверно, просто так» [2]. Может быть, мне надоело чувствовать себя такой чертовски несчастной. Или, возможно, я уже знала, что должна попробовать сделать что-то по-другому. Но в тот день мне просто захотелось бежать.

      Я до сих пор не знаю, почему выбрала именно этот инструмент в разгар страданий. Никогда раньше в своей жизни я не занималась спортом. Всегда сдерживала потребность бежать – от своего разума, от негативных мыслей, от забот, которые накапливались и отвердевали слой за слоем, пока не стали слишком сильными, чтобы от них можно было избавиться. Возможно, внезапное желание заняться бегом было физическим проявлением стремления сбежать от моего собственного мозга. Наверное, я просто хотела сделать это по-настоящему.

      К тому же мне не терпелось избавиться от стереотипа о расставании, связанного с поеданием мороженого, – я всегда хотела, чтобы проблема побыстрее разрешилась, чтобы плохие предчувствия и сердечная боль поскорее прошли. В конце концов, расставание – это хорошее время, чтобы попробовать что-то новое. У меня было дополнительное преимущество: я также хотела освободиться от своих жизненных страхов, и я действительно чувствовала, что время для этого пришло. Мне было почти тридцать, и я пребывала в ужасе от того, что воспользуюсь разрывом отношений как еще одним предлогом для отступления, еще больше замкнусь в себе, начну бояться самой жизни.

      Я ни в коем случае не могла бегать на стадионе. Я была слишком напугана, чтобы пойти в супермаркет, – какие уж тут грандиозные идеи. Не было такого кульминационного момента, как в кино, когда я рассекала прерии или мчалась под ливнем. На самом деле я не понимала, что делаю, и у меня мелькнула мысль, не начинаю ли я на самом деле бредить. Мне казалось очень странным, что у меня