Рябиновая долина. Слезы русалки. Книга третья. Ирина Юльевна Енц

мне улыбался. Я расплылась в радостной улыбке, и уже было распахнула объятия, пропев: «Какие люди…», как увидела, что прораб пришел не один. Из-за его спины выглядывала чья-то круглая, совершенно лысая голова. Улыбка как-то сама собой покинула мое лицо, и я вопросительно уставилась на друга. А Яковлев несколько сбивчиво забормотал:

      – Здорово, Алексеевна… Я тут, это… В общем, прости, что без предупреждения… А Олегович дома?

      Его спутник, вероятно ожидавший, что первым делом его представят, не дождавшись этого, несколько растерянно захлопал белесыми ресничками, а затем, выкатился из-за спины прораба, сделал пару маленьких шажков ко мне, и произвел легкий полупоклон, введший меня в некоторое изумление своей изящностью. Это был не человек, а «колобок». Самый, что ни на есть, настоящий, из сказки, который «и от бабушки ушел, и от дедушки ушел…» Абсолютно круглая голова с большими торчащими ушами, без единого намека на присутствие на ней волос, румяные, похожие на яблочки щеки, веселые поросячьи глазки непонятного серо-бурого цвета, нос, напоминающий молодую картошку, которую выкопали из земли слишком рано и она не успела вырасти, и немного лягушачий рот, в данный момент расплывшийся в улыбке. Да и фигура его, вся такая кругленькая, пухленькая, здорово напоминала мне сказочного Колобка. Когда он открыл рот, чтобы произнести приветствие, я, почему-то, подумала, что он сейчас скажет: «А от тебя лиса я и подавно уйду!». Но сказал он совсем другое. Глубоким, каким-то невозможно бархатным голосом, он проворковал:

      – Позвольте представиться: Сохин Захар Зиновьевич. С некоторых пор, ваш, можно сказать, сосед. – И чтоб мне убиться собственной дверью, сграбастал мою руку и приложился к ней губами!

      От подобного дива я на несколько мгновений онемела (если не сказать хуже), и только хлопала ресницами глядя на склоненную над моей рукой лысину нового «соседа». Нет… Ну я не могу сказать, что совершенно одичала в лесу. Мы могём по-всякому, и на дипломатическом приеме не ударим в грязь лицом. Но все это было настолько не ожидаемо на пороге собственного дома, да еще от подобного субъекта, что на некоторое время я просто выпала в осадок, как говорили мои друзья студенты, когда я была моложе, намного моложе. Яковлев тоже слегка опешил. Ошеломление в его глазах было настолько явным, что невольно вызвало у меня улыбку, заставив прийти в себя. Стерев с лица собственное изумление, я проворковала в ответ:

      – Очень приятно, Захар… ммм…

      С памятью на отчества у меня всегда были большие проблемы. Имя я запомнила, а вот отчество нового «соседа», как-то не удержалось у меня в голове. Сергеич немедленно пришел мне на помощь, проговорил, почему-то, чуть охрипшим голосом:

      – … Зиновьевич…

      Я радостно подхватила:

      – Милости просим, Захар Зиновьевич. А я – Людмила Алексеевна, можно просто – Людмила, Люда…– И посторонилась, жестом руки приглашая стоявших на пороге войти в дом.

      Мужчины вошли и стали разуваться.