Азъ есмь Софья. Царевна. Галина Гончарова

это племянница моя, Наташенька, – услышала она голос дядюшки, только вот опамятоваться так и не смогла.

      Кажется, что-то говорил пожилой человек, а Наталья отвечала, только вот что – она бы и не вспомнила, потому что сияли перед ней синие очи – и ничто другое значения не имело.

      На подгибающихся ногах вышла – да и сползла за углом по стеночке. Слуги подхватили, в комнату унесли… И только там Наталья поняла – кого она видела.

      Ведь в гостях у дядюшки сегодня были государь Алексей Михайлович и царевич Алексей Алексеевич.

      Ой горюшко девичье…

* * *

      Алексей и не понял, какое впечатление произвел на юную Наталью.

      Ну девушка. И что?

      Таких в базарный день на пятачок – пучок. А потому он вернулся домой и улегся спать. И назавтра уже и не вспоминал об этой мелочи.

      Наталье, конечно, досталось от Мэри Гамильтон за все хорошее, но сильно ее и не ругали.

      Девица ведь!

      А тут – царь! Еще бы она не сомлела! Посчитали, что это от впечатлений – и на том успокоились. Беспокойны были двое.

      Сама Наталья, которая горела, то смеялась, то рыдала, дрожала – и сама не заметила, как по уши влюбилась в царевича.

      И ничего удивительного в этом не было.

      У любой, даже самой сильной и властной, жестокой и решительной женщины есть в глубине души воспоминания. И заглянув в них, она тихо скажет – вот тут я могла сломаться. Вот на этом парне…

      Наталья не стала исключением. Любовь вспыхнула ярко и живо, пожирая все доводы рассудка, как деревянные здания столицы. Нет сомнений: если бы ей дали время, она бы перегорела, передумала, успокоилась – и спустя десять лет, став женой какого-нибудь боярина, вспоминала бы этот день с усмешкой.

      Но жизнь славится своими злыми шуточками.

      На третий день Алексей Алексеевич уехал обратно в Дьяково.

      На пятый – царь пришел в гости к Матвееву и завел разговор.

      Сначала – ни о чем. Потом – о Наталье.

      – А кто, боярин, та милая девушка, которая нам прошлый раз вино подавала?

      – То Наташа, Кириллы Нарышкина дочь. Взял к себе да воспитываю помаленьку.

      – Отчего ж ты, боярин? Я чай, и отец ее не беден?

      – Да у него еще семеро мал мала меньше, жена от них и никуда, а что девочке в деревне делать? Ей жениха присматривать нужно, государь. Не век же ей вековать! И так уж шестнадцать было, когда забрал!

      – Неужто такая красивая девушка – и не сговорена? Быть не может!

      – Ох, государь, красивая она, это есть, да приданого у девочки нет, а без денег – сам знаешь.

      – А любовь? Неужто никто не люб ей? Быть такого не может!

      – Откуда бы, государь? Да и какое у девки соображение? Это мне надо партию искать, а ее дело принять, что скажут. Но девочка она разумная, добрая, хорошей женой кому-то станет.

      – Кому-то… Знаешь, боярин, сватом у тебя выступить хочу.

      – Государь?

      – Есть у меня на примете человек один. Богатый, не старый, правда, вдовец, да и дети у него есть, зато добрый, он и Наташу твою любит.

      – Ох,