Пыль моря. Константин Волошин

И хоть морозы стояли ещё жгучие, но в солнечные дни с кривых крыш звенела капель, а снег чуть заметно оседал. Детвора радовалась теплу и целыми днями гоняла в снегу свои нехитрые игры.

      Тин-линь спешил разделаться со старыми долгами. Осенний набег на Амур сильно поправили денежное положение, поэтому не гоже нарушать обычай предков в канун знаменательного праздника. До наступления нового года надо обязательно рассчитаться с долгами.

      Захватив Мишку, он обходил с полдюжины знакомых и, изощряясь в вежливости, вручал мешочки со звенящими лянами. Это были радостные встречи, и Мишка сам становился радостным и весёлым, глядя на смешные взаимные изъявления почтения и приветливые улыбки.

      Мишкин мешок становился всё легче, пока в нём не осталось что-то лёгкое и мягкое. Догадался, что это были сохранившиеся со времён Амура серебристые шкурки соболя. Тин-линь берёг их для своей любимой сестры Сяоли.

      Направились в центральную часть города, где жили маньчжурские нойоны. Мишка немного оробел, он побаивался приближаться к этой части города. Их обширный двор стоял у околицы, вдалеке от центра, и широко раскинулся у реки. Здесь же была другая жизнь. Высокие дома стояли тесно, но строились пышно и красиво, и уже сейчас цвели яркими красками.

      Их остановил патруль маньчжурских солдат. Узнав, что идут поздравить семью Дарханя, провожали завистливыми взглядами. Лица оставались недовольны, ладони небрежно перекатывали несколько медных монеток.

      Долго ждали, пока гостей впустили во двор. Сяоли выбежала навстречу и обняла брата. Взгляд испытующе вонзился в скромно стоящего в стороне Мишку:

      – Это и есть твой богатырь?

      – Он самый. Миш-ка.

      – Какой же он громадный. И сильный, наверное?

      – Как медведь в лесах Хэйлунцзяна. Я рад, что мне удалось уговорить Дарханя сохранить ему жизнь.

      – Да, ты много, слишком много о нём рассказывал. Я таким его и представляла. Признаться, давно хотелось поглядеть на твоего пленника, – и Сяоли лукаво глянула в хмурое и недовольное лицо Мишки.

      Мишке стало не по себе. Неловкость и досада, что его рассматривают, как какое-то чудище залила лицо румянцем. От этого он ещё больше смутился, и Сяоли, звонко засмеявшись, захлопала в ладоши от нахлынувшего на неё веселья. Но она подавила в себе волну радости и огляделась по сторонам. Не пристало так по-детски вести себя, да ещё в присутствии пленного и слуг.

      Тин-линь пошел за сестрой, а Мишка остался ждать во дворе. Сяоли бросила на него через плечо игривый взгляд, и Мишка опять почувствовал, что краснеет. Совсем обозлился и злым взглядом проводил родственников.

      В самый праздник Сяоли пришла в гости к старику. Покончив с приветствиями, она заспешила увести деда в его комнату. Тин-линь тоже зашёл, они расселись на низеньких скамеечках у закутанных ног деда.

      – Как празднуете, негодники? – лукаво усмехаясь дряблыми губами, спросил дед. – Небось беспутничаете, а?

      – Как все, дедушка! – ответила внучка. – Вот пришла к тебе отвести душу. Одна радость у меня осталась.

      – Вижу, внученька, но будь