Пыль моря. Константин Волошин

конях, то на лыжах, они на несколько дней забирались в трущобы, ночуя в деревеньках или в наскоро построенных балаганах.

      Мишка всё ближе сходился с хозяином, не переставая удивляться такому сближению. Что в нём искал молодой китаец? Мишка чувствовал, что здесь кроется какая-то тайна, но раньше времени опасался заводить разговор. Ждал, что Тин-линь сам откроется, – тогда всё станет ясно.

      Местный язык не казался уже таким мучительным. Свободно и легко говорил, хотя китайцы иногда и посмеивались над его говором. Работники уважали пленного, относились мягко и с пониманием. Любили слушать рассказы про Русь, одобрительно цокали языками и качали головами, слушая диковинные байки.

      Старшие братья старались не замечать Мишку, но не упускали случая выказать своё презрение.

      «Ишь ироды, нехристи! – думал часто Мишка, – Перед начальством да маньчжурами сами гнут спину и заискивают, а тут хозяевами ходят! Из кожи вылезть готовы от спесивости. У-у-у, басурманы!»

      Одна Сяоли, как и её младший брат, относилась к нему приветливо и даже ласково. Она изредка появлялась в доме своего отца. Появление её носилок всегда вызывало оживление и суету. Заискивали и старались угодить и предупредить любое желание. Даже отец не позволял себе лишнего слова. Зато дед в эти посещения был весел и просто болтлив. Глазки едва светились сквозь узенькие щёлочки век, и радостная улыбка не сходила с розового лица.

      – Смотри, Мишка, – таинственно шептал не раз Тин-линь, – опутает тебя сестра. Тогда всем худо будет. Дархань не потерпит такого.

      – Да что ж я? Я ничего не знаю. Мне ли думать об этом?

      Однако такие намёки беспокоили его и волновали. Сяоли была красива и миловидна, не в пример большинству женщин. В свои двадцать шесть лет казалась очень молодой и цветущей. Вкус в одежде был безупречен. Большого разнообразия в одежде китаянок не замечалось, но красавица выбирала для себя самое подходящее.

      Халаты, отороченные дорогими мехами, поражали красками и изяществом. Чуть капризные губы вечно были чем-то слегка недовольны. Она привыкла к вниманию, и, не любя Дарханя, вертела им как хотела. Будучи просто наложницей, она добилась того, что ей постоянно выказывали знаки внимания высокие чины. Та не оставалась безучастной к таким знакам. Дархань мучился страхами и ревностью. Перечить начальству он не смел, а страсть его не утихала. Сяоли умело поддерживала это состояние и выторговала для своей семьи немалые льготы и выгоды.

      Как и следовало ожидать, Дархань стал заместителем начальника гарнизона – фудутуном, и стал значительной фигурой в городе. Часто и надолго отлучаясь по делам службы, он содержал людей, следящих за Сяоли. Той приходилось изощряться, чтобы в нужное время ускользать от слежки.

      Последнее время Сяоли часто уединялись с Тин-линем. Она жаловалась на скуку и Дарханя.

      – Дорогой братец. Как всё надоело! Этот Дархань стал просто невыносим. Сплошные подозрения и слежка. А я всё боюсь и дрожу при одной мысли, что может произойти, если сыщики наплетут ему на меня.

      – Что