История одного философа. Роман Шорин

после чего она предстала перед нами как нечто локальное, что сразу же проблематизирует свободу этой локального кусочка чего-то большего, явно зависимого от своего контекста. Неслучайно вместе с появлением в нашем уме понятия беспричинного появляется стремление обосновать его беспричинность, то есть отыскать и предъявить причину, в силу которой оно может обходиться без причины. Это говорит лишь о том, что реальное беспричинное в нашу голову не поместить. Беспричинность выглядит для нас как для тех, кто думает, проблемой, но почему? Потому что, опять же, мы не можем не смотреть на беспричинное как на объект, а всякий объект обязан своим происхождением той среде, из которой он вычленен, и среда у объекта должна быть по определению.

      Стимулом для раздумий может стать лишь условное не-реагирование, потому что в реальном не-реагировании объективизировать и проблематизировать решительно нечего – настолько, что не о чем сказать даже того, что в нем решительно нечего объективизировать и проблематизировать. Соответственно, когда имеет место реальное не-реагирование, то даже если это формально мое не-реагирование, проблематизировать и объективировать его еще и решительно некому. Это реагирующий – есть, а не-реагирующий растворяется, тает в своем не-реагировании. Никакое действующее лицо через не-реагирование себя не проявляет. Может показаться, будто такое заявление контрастирует с заголовком этой зарисовки. Однако это не так, ведь через бытие в своей полноте тоже не проявляется никакого «я».

      Как видим, я продолжаю реагировать на это бытие как на стимул сделать тот или иной вывод, погружая таким образом не только себя, но и своего читателя в пучину химер ума, который не в состоянии остановить сам себя. Ну и ладно, ведь так мы получаем недвусмысленное указание на то обстоятельство, что удел интеллекта – иметь подчиненное значение, а отнюдь не главенствовать. Хотя кто или что здесь подразумевается под местоимением «мы», если не тот же интеллект?

      Анекдот в тему: один человек жалуется другому на свою жизнь и обилие свалившихся на него проблем. Его собеседник отвечает: «Относись к этому философски – не думай».

      Доверить себя

      «Доверься Богу», «доверься Вселенной», «доверься жизни». Смысл всех этих призывов состоит не столько в том, что Бог непременно спасет, Вселенная непременно поможет, а жизнь непременно сгладит неувязки и сложности, сколько в специфике того, что стоит за словом «доверие».

      Доверяясь, мы доверяемся чему-то/кому-то как не-чужому, не-иному, ведь иному нельзя довериться, поскольку оно имеет свои, отдельные интересы. Всецело положиться на кого-то – значит положиться на него как на самого себя, как на свое продолжение. «Я полагаюсь на тебя», – говорим мы кому-то, и значение наших слов следует раскрывать следующим образом: «Я уверен, что ты позаботишься обо мне с не меньшим усердием, чем