Закон вселенской подлости. Елена Логунова

своей кровати, в сложной йоговской позе «собака мордой вниз» вползла под одеяло.

      Полы мыть – это я не люблю. А Юля так и вовсе их только пачкать умеет, причем по большей части красками.

      Она у нас молодая мастерица кисти и шпателя, выпускница художественного училища по невостребованной в суровой реальной жизни специальности «Реставрация, консервация и хранение предметов искусства».

      Вместо того чтобы реставрировать и консервировать бесценные произведения, Юля расписывает тарелки и кружки производства местного фарфоро-фаянсового комбината.

      Как настоящий художник, она из каждой корявой миски стремится сотворить шедевр, за что косное фабричное начальство постоянно к ней в претензии.

      Хотя кофейный сервиз на двенадцать персон с изображением на каждой чашке отдельной – тщательно выписанной в деталях – позы Камасутры начальник цеха не разбил, как обещал, в припадке праведного гнева, а списал, как бой, и вынес с фабрики в неизвестном направлении, нежно прижимая к груди.

      Юля уверена, что этот ее сервиз непременно осядет в какой-нибудь частной коллекции, но пока чаще получает зарплату собственными непризнанными работами, чем деньгами.

      Зато у Гавросича за три месяца Юлиного квартирования накопилось столько посуды, что ее уже ставить некуда. Даже на книжных полках в рядок, как слоники, художественно расписанные кружки стоят!

      «Надо было горячего молока с медом на ночь попить, – строго в тему кружек пробормотал мой внутренний голос. – От простуды и для лучшего сна, хрррр…»

      Снотворное мне не понадобилось: я уснула, едва совместила подушку и щеку.

      Мокрый зонт не зря не включают в набор инструментов, с которыми ходят на дело опытные домушники и медвежатники.

      – На обратном пути заберем, – пробормотал здоровяк, аккуратно – острой пикой вниз – пристраивая свой сочащийся водой аксессуар в углу подъезда.

      – Точно! И еще надо раздеться.

      Карлик торопливо стянул с себя предательски шуршащий дождевик и повесил его на ручку зонта.

      Здоровяк с сомнением посмотрел на собственные мокрые следы.

      – И разуться надо! – с готовностью подсказал карлик, бодро постучав сапожком о сапожок. – Носки-то сухие, следов не оставят!

      – Ну, давай, – без уверенности согласился здоровяк.

      – Все, я готов, – быстро разувшись, сообщил карлик. – Начали, первый пошел!

      Он браво отсалютовал напарнику пластмассовой масленкой из набора для винтажной швейной машинки «Подольская» и резво потрусил по ступенькам вверх.

      Здоровяк вытянул ногу из сапога, носочком брезгливо, как нежная купальщица, потрогал цементный пол, скривился, вздохнул, неохотно ра-зулся и длинным шагом через две ступеньки заторопился вслед за карликом.

      Рядом с зонтом, временно возведенным в статус вешалки, в расплывающейся все шире луже разнокалиберными яхтами остались выситься четыре сапога.

      Заслуженный