Закон вселенской подлости. Елена Логунова

ловко заплетая тугую косу, выглянула Юля.

      – Наша Полюшка выиграла в лотерею! – охотно проинформировал ее Гавросич.

      – Много? – заинтересовалась Юля.

      – Сказала – «Ого!», значит, много, – рассудил Гавросич. – Миллион, наверное. Или даже два.

      – Два! – подтвердила я, начиная злиться. – Два фантазера вы, старый и малый! Не мешайте, пожалуйста, у меня тут серьезный разговор!

      – Нет, Паулина Павловна, серьезный разговор у нас с вами еще впереди, – возразил кубический Федор в трубке. – Завтра в девять утра вас устроит?

      – В девять? – Я замялась, потому что планировала спать до полудня как минимум.

      – Что? Девять миллионов?! – по-своему понял слегка глуховатый мечтатель Гавросич.

      – Нет, по-моему, не миллионов, – потянула его в сторону Юля. – С таким лицом про миллионные выигрыши не говорят…

      – С каким лицом?

      Я повернулась, посмотрела на себя в зеркало, скривилась и отвернулась.

      – С лицом морально и материально ответственным, – заверил меня невидимый Федор Федорович и явственно хихикнул.

      – Кто звонил? – спросила Юля, когда я положила трубку.

      – Федор Федорович Федоров из полиции, – ответила я задумчиво, машинально направляясь в кухню, откуда заманчиво потянуло жареной колбасой. – И вслух подумала: – Какие у полиции могут быть ко мне воп-росы?

      – Почему сразу вопросы, может, у них ответы! – легко рассудил Гавросич и ловко разбил о край сковородки куриное яйцо.

      Сковорода заговорщицки зашкворчала.

      Я посмотрела на деда:

      – Я вроде ни с какими вопросами в полицию не обращалась?

      – Угу, – Гавросич энергично кивнул и в самый последний момент поймал полетевшие в яичницу очки. – Но кто ключи потерял в прошлом месяце?

      Я перестала хмуриться.

      Ключи я и вправду потеряла, о чем на всякий криминальный случай добросовестно уведомила нашего участкового. Менять замки в двери Гавросич отказался, объявив, что он дедушка неимущий, богатый исключительно воспоминаниями и жизненным опытом, каковые у него никто не украдет.

      Шаркая тапочными кроликами, в кухню вошла Юля. Она встала на цыпочки у открытой форточки, шумно потянула носом сырой прохладный воздух с дымком от горящих листьев, сладко потянулась, вздыбив грудь Эверестом, и доверительно сообщила:

      – Вот нравится мне такая осень! Прям есенинская. Сразу хочется в деревню, где такая, знаете, изба-старуха челюстью порога жует пахучий мякиш тишины… А что у нас на ужин сегодня?

      – Таперича яешня, – показательно надтреснутым голосом отозвался Гавросич, в продолжение есенинской темы играя замшелого деревенского старичка. – Сидайте вечерять, девоньки!

      – Гавриил Иосифович, вы же культурный мужчина и не из Рязанской губернии родом, вам не идет этот образ, – попеняла ему Юля, но к столу подсела без промедления.

      – Пейсы мне тоже не идут, – нормальным язвительным голосом сказал Гавросич и потянул со сковородки колбаску. – Я старый интернационалист…

      – И не знаю