Закон вселенской подлости. Елена Логунова

инялись толкать друг друга локтями, отчего по рядам студийного амфитеатра побежала волна. Тетки-ведущие прослезились, жених ухмыльнулся, а затрапезная – в линялых лосинах и растянутом свитере с катышками – реальная Юля рядом со мной на диване улыбнулась светло и тепло, как весеннее солнышко.

      – Юля, – сказала я ей по-матерински ласково. – Нельзя же быть такой идиоткой!

      – Почему нельзя? – удивилась Юля, отворачиваясь от экрана, чтобы заглянуть мне в глаза.

      Для этого ей пришлось перекоситься и сгорбиться.

      Юля на две головы выше меня и почти вдвое тяжелее. Бок о бок мы с ней смотримся как моська и…

      Нет, нет, ни в коем случае не слон!

      Я крайне далека от того, чтобы критиковать внешность подружки. Нет у меня на это никакого морального права – сама далеко не Венера Милосская!

      Моя Юля вовсе не толстая, она просто большая.

      Мы с ней как карликовый пинчер и сенбернар. Обе красивые, только по-разному, а еще умные и верные.

      Я так думаю.

      Вообще-то нам некому хранить верность: у нас с Юлей на двоих ноль целых пять десятых кавалеров.

      За половинку я посчитала Гавриила Иосифовича, у которого мы снимаем комнату. Он уделяет нам с Юлей немало внимания. Говорит, что мы похожи на его внучку Лею.

      Я никогда не видела эту Лею и не представляю, как она выглядит, если похожа на меня и на Юлю одновременно. Это должно быть какое-то фундаментальное сходство. Думаю, у Леи две руки, две ноги и одна голова. Детализация невозможна из-за кардинальных расхождений в нашем с Юлей экстерьере.

      У Юли сорок первый размер обуви, у меня тридцать седьмой. У нее веснушки на носу, у меня родинка на щеке. Юля белокожая, румяная, с длинной русой косой и пышной грудью, а я смуглая, с коротким черным «ежиком» на голове и поролоновыми вставками в лифчике.

      Боюсь представить, что за бюст у Леи – одна грудь пятого номера, а вторая нулевого?!

      Я с удовольствием вообразила себе разногрудую, разноногую и разноглазую гибридную внучку Гавриила Иосифовича и тоже ухмыльнулась.

      Зрители на экране очень кстати захохотали дружным смехом из прошлого века.

      А вы знаете, что на телевидении до сих пор используют стародавние записи смеха людей, которые жили пятьдесят лет назад и теперь уже умерли? По-моему, это просто жутко – веселиться вместе с хором покойников.

      – Почему, Поль? Почему нельзя быть такой идиоткой? – пытливо повторила Юля, явно ожидая от меня четкого, ясного и аргументированного ответа.

      Из серии «нельзя курить, потому что одна капля никотина убивает лошадь».

      Я замялась, не зная, что сказать. Нельзя быть такой идиоткой, потому что тебя замуж не возьмут? Это слишком жестокая правда.

      Но Юле отчего-то приспичило прямо сейчас поговорить об идиотках (то бишь о нас с ней), и она спросила по-другому:

      – А какой можно?

      – Такой, наверное!

      Я сердито указала подбородком на глянцевую блондинку.

      Подбородок у меня острый, а блондинкины выпуклости все надувные, силиконовые, так что при реальном контакте я могла бы ее продырявить с громким звуком. Но блондинка удобно устроилась на диване в телестудии, по ту сторону экрана, так что с моей стороны ей ничего не грозило.

      Жених же уставился на блондинкины выпуклости с таким видом, как будто приготовился впиться в сладкий кусочек.

      Будь я этой самой блондинкой, я уже достала бы из сумочки перцовый спрей – прекрасный отпугиватель начинающих сексуальных маньяков.

      – Будь я такой блондинкой… – мечтательно протянула Юля, и я с интересом приподняла одну бровь.

      Считается, что у дураков мысли сходятся. Если бы Юля тоже упомянула спрей или маньяка, я бы окончательно постановила считать нас с ней идиотками.

      Но Юля сказала другое:

      – Будь я такой блондинкой, я бы носила только голубое и розовое, как куколка. И иногда кремовое. И еще кипенно-белое, с кружавчиками, ленточками и стразами!

      – Тебе нравятся пастельные наряды с кружевами и блестками?!

      Я очень удивилась, потому что никогда не видела Юлю ни в чем подобном.

      Если бы видела – не забыла бы.

      Юля в пышном розовом была бы похожа на куклу из тех, что продаются в интерьерных лавках вместе со стегаными одеялами и прихватками для горячего и ласково называются «Баба на чайник». В Юлином варианте была бы укрупненная версия «Супербаба на семиведерный самовар».

      – Нравятся, но на расстоянии, – честно ответила мне подруга. – Когда я стою по одну сторону витрины, а манекен в кружевах – по другую. Мне самой эти пастельные тона не идут, я в них похожа на свадебный торт на сто персон.

      Я хмыкнула.

      Голос Юли прозвучал без прискорбия. Она не сетовала, просто констатировала факт.

      Вот еще одно, что сильно