Дети Ишима. Книга 3. Океан. Виктор Иванович Завидей

и остался в памяти человеком без возраста, со свежим юношеским и даже детским восприятием мира. За несколько часов до своей операции он внимательно пролистал довольно объемный талмуд моей диссертации, сделал несколько замечаний, и в заключение произнес, что это – действительно диссертация, а не увесистый пакет макулатуры. И сразу принялся строчить мне телефоны потенциальных оппонентов из своих многочисленных знакомых и друзей.

      До последнего часа этот человек жил в тесной связи с окружающими его людьми и миром. Сколько помню, он создавал вокруг себя некое поле, которое притягивало окружающих, да так, что каждому втянутому в это поле он был просто незаменим. Всем, кто его окружал, он оказывал любую возможную, а иногда и невозможную помощь. Я долго размышлял над этим феноменом – зачем человеку в возрасте и целым букетом болезней такое беспокойство. Пока сам себе не ответил на эту загадку. Все было предельно просто. Этот человек формировал связи с живыми, а они своими невидимыми нитями, насколько это было возможно, питали и удерживали его в мире живых. Подобный характер носили и мои с ним взаимоотношения.

      С самого начала он с повышенным интересом расспрашивал меня о профессиональных пристрастиях, и чем я занимался раньше. Собственно, только профессору с фамилией Ляпин (ласковый позывной Ляпушка), я обязан возвращению самого к себе. Он довольно быстро почувствовал, что у меня от прошлого остался некий болезненный синдром незавершенности своих дел. Разобравшись, он взял с меня слово, что эти дела я завершу как можно скорее, ненавязчиво принялся курировать ход моих действий, и в результате легко вернул мне самого себя. Через год я принес ему черновик восстановленной работы, которую он размалевал от начала до конца.

      Он совершенно не был специалистом в той области, которой я занимался и не понимал в ней почти ничего. «Малевал» он все, что приходило ему в голову, делал заметки на полях, зачеркивал и делал вставки, как ему казалось по делу. Но он понимал главное, что мне придется переделывать не только то, что написал я сам, но и его фантазии, а от этого все будет выглядеть только лучше, поскольку каждую заметку я буду вынужден многократно обдумывать со всех сторон. И вот когда, наконец, я все перекроил и перелопатил по новому, и работа была уже практически завершена, он угодил в больницу. Несмотря на это, он потребовал принести последний вариант рукописи к нему в больницу накануне своей операции.

      – Андрей Григорьевич, – говорю я ему, – может не стоит тратить Вам на нее свое время и здоровье, которого и так недостает? Я ведь ее воссоздал из пепла только ради уважения к Вам, поскольку в этом мире все это, уже вряд ли кому понадобится.

      – Витенька, – говорит мне мой Гуру. – Она нужна, прежде всего, для тебя! После того, как ты довел дело до конца, теперь душа твоя свободна. А ты, не оглядываясь в прошлое, можешь приступать к новым планам и их осуществлению. У тебя впереди еще много времени…

      Я часто вспоминаю его