Молчание Шахерезады. Дефне Суман

возвращению, будь добра, умойся и причешись. Я сказала няне, чтобы она приготовила тебе платье с голубыми ленточками. У нас сегодня гости. И я хочу видеть за столом твое веселое лицо» – все это произносилось на одном дыхании. Джульетта обычно торопилась к кому-нибудь из соседей и на бегу обращалась к дочери. Когда же Джульетта замолкала, ее светло-зеленые глаза на секунду задерживались на лице Эдит, как будто она ждала ответа. Но никакого ответа она не ждала, конечно. Черные глаза дочери как будто пугали ее, и между бровей пролегала глубокая складка. Эдит не исполнилось и двенадцати, когда у нее появилась точно такая же – к ужасу матери. Гостям, приходившим к ним на чай, она жаловалась: «Нет, вы только взгляните, Эдит-то и лет всего ничего, а лицо уже все в морщинках. Уж я ей говорю, чтобы она каждый вечер протиралась розовой водой, да и масло мирры не помешает, но она меня не слушает!»

      Зато месье Ламарк, увидев свою, как всегда, погруженную в грезы дочку, подхватывал ее на руки, прижимал к себе и приговаривал: «Ты же моя крошка!» А Эдит и правда была крошкой. Фигурка у нее была точеная, черты лица – тонкие и правильные. Вплоть до того момента, как она начала превращаться из девочки в девушку, она была самой маленькой среди одноклассниц. Зубы у нее были ровные-ровные, а щелочка между передними зубами лишь добавляла прелести и, кроме того, если верить Сыдыке, берегла от сглаза и должна была приносить удачу. От одного только взгляда в угольно-черные глаза дочки, обрамленные густыми ресницами, месье Ламарк, донельзя уставший после работы в судоходной компании, чувствовал себя бодрее. Они гуляли по огромному саду, смотрели на пауков, сидевших в своих паутинах между старыми виноградными лозами, и разговаривали о звездах, что выглядывали из-за горы Ниф.

      У Шарля Ламарка имелось бесчисленное множество теорий пространства и времени. Например, он полагал, что Вселенная может быть в форме подковы. И тогда если бы мы встали на одном конце подковы и сфотографировали другой ее конец, то увидели бы, как милуются Клеопатра с Цезарем или же как опускается на белоснежную шею Марии-Антуанетты лезвие гильотины. Эдит заслушивалась рассказами отца. Она не могла понять, почему луна всегда повернута к нам одной и той же стороной, и тем более непостижимой для нее была отцовская теория о Вселенной-подкове, но ей нравилась сама мысль о том, чтобы можно было сфотографировать давно ушедших в небытие героев. Звезды – прекрасно, но больше всего ей нравилось, когда отец рассказывал об исторических личностях.

      Стоило Эдит о чем-то попросить, месье Ламарк немедленно исполнял ее пожелание. Отделанные жемчугом музыкальные шкатулки, украшенные алмазами гребни, привезенные из Парижа фарфоровые куклы с настоящими волосами – чем только он ее не баловал. На одиннадцатый день рождения он заказал ей из Лондона белого пони. А на тринадцатый преподнес чистокровного арабского скакуна с лоснящимися черными боками. Теперь в свободное время отец и дочь разъезжали по Борнове или же отправлялись в Нарлыкёй и Коклуджу,