Полубородый. Шарль Левински

а добавил впереди одно слово, неприличное. Мы потом сыграли ещё пару партий, и я себе представлял, что Поли смотрит на нашу игру. Он ведь всегда смеялся надо мной, что я хочу научиться такой бесполезной глупости, как игра в шахматы, а теперь вдруг оказалось, что игра очень даже полезная. Потому что этот рыцарь подарил мне флейту, которую привёз из Италии, и сказал, что, когда он в следующий раз приедет в Айнзидельн, я должен буду сыграть ему какую-нибудь мелодию.

      В тот день, когда гости ускакали, всем монахам велено было выстроиться шпалерами, так распорядился приор. Тот солдат, с которым я играл в шахматы, помахал мне со своего коня, но, возможно, он имел в виду вовсе не меня лично, а всех вместе. Такой отряд рыцарей – это впечатляющая картина, и хотя я не хотел бы ни на какую войну, я всё же могу понять, почему Поли мечтает стать солдатом.

      Двадцатая глава, в которой Себи сбегает

      Я сбежал. При этом я только-только начал привыкать к жизни в монастыре.

      Сейчас полдень, значит, никто меня не хватится. На третьем часе и на шестом правила не такие строгие, и бывает так, что кто-то и отсутствует на молитве. Они подумают: Евсебиус, наверное, опять пасёт свиней или его поставили на какую-нибудь другую работу. Лишь на вечерне не может быть никаких отговорок. Брат Финтан однажды сказал: «Пропустить вечерню – всё равно что вбить гвоздь в ладонь Спасителю». Но я ему не верю. Ни одному его слову больше не верю. Все они лжецы и лицемеры. Все, все.

      Милее всего мне было бы прибежать домой и там спрятаться, но нельзя. Когда приор пошлёт за мной людей, чтобы вернуть меня в монастырь, то наша деревня – это самое первое место, куда они нагрянут, и там бы они быстро меня нашли. И, наверное, Гени не обрадуется мне, ведь он уже договорился с аббатом, что впредь тот будет меня опекать. Он же не знал, что в монастыре творятся такие дела.

      Всякий раз, когда я думаю о Гени и Поли, у меня набегают слёзы на глаза. Может быть, я их больше никогда не увижу, разве что на том свете. Только я не могу вообразить, как там найти кого-нибудь. Сколько уже людей умерли со дня сотворения мира, ведь рай, наверное, переполнен. А я, скорее всего, и не попаду в рай. Гени попадёт, а может, и Поли тоже. Но только не беглый подопечный аббата.

      Но что же я мог сделать? Остаться я не мог, а сделать то, что требовал приор, тем более не мог.

      Полубородый однажды рассказывал, как он на пути к нам шёл по одной стране: там не было власти монастырей и власти Габсбургов тоже не было. Вот такую страну мне надо бы отыскать, а там найти работу. Пока не освоюсь, могу работать хоть свинопасом. Всё лучше, чем умереть от голода. Ещё лучше было бы, если бы я умел показывать фокусы, ходить на руках или барабанить, как Мочало, за это люди, может быть, и деньги бы давали.

      Сейчас худшее время года для побега. Перед самой зимой, на деревьях уже не найти ничего съедобного, на полях тоже. Я и воровать был бы не прочь, хотя это грех.

      А если бы я послушался приора, это был бы ещё больший грех. Теперь он будет бояться, что я проболтаюсь, чего