Врач. Операция «Любовь». Анна Раф

всё равно не собираюсь.

      Чёрт, он снова так близко! В памяти всплывают размытые картинки прошедшей ночи. Так, Крылова, хватит! Забудь!

      Чувствую, как мои щёки начинают полыхать от стыда, смущения и негодования. Вот только раскраснеться сейчас не хватало…

      Владислав Игоревич угрожающе нависает надо мной, и я чувствую, как от него исходит жгучая аура нарастающего раздражения, которая как будто стала осязаемой.

      – Екатерина Валерьевна, – голос мужчины стал угрожающе низким и тихим, – Если вы так яростно и категорично настроены, – придвигается ещё ближе, от чего у меня внутри всё сжимается с ещё большей силой, – И считаете, что с заведующим отделения можно разговаривать в таком дерзком тоне…

      Господи, он нарочно делает такие паузы между словами? Или с целью напугать меня ещё сильнее? Я и так уже на грани потери сознания…

      – Нарушая все правила субординации…

      – Что? Не вам говорить мне о субординации, Владислав Игоревич! В стенах этого отделения не я нарушала ваше личное пространство, силой затаскивала в какую-то подсобку и не называла вас…

      Вспоминаю, как вальяжно и заигрывающе он несколько раз называл меня кошкой.

      – Ну? – хищно облизывает пересохшие губы Гурский, – Как же?

      Мерзавец! Самодовольный, напыщенный… Нет слов!

      – Да никак, Владислав Игоревич! – шиплю ему в лицо.

      – Какие мы дерзкие, – нагло улыбается Гурский, после чего его лицо вновь становится раздражённым, – Впрочем, у меня нет времени. Если вы считаете верным решением так говорить со своим начальством – флаг вам в руки. Если вы думаете, что ваша дерзость сойдёт вам с рук – ошибаетесь, причём сильно. Я буду смотреть за каждым вашим шагом, за каждым вашим действием. Малейшая оплошность – вас из нашей больницы как ветром сдует. Понятно?

      Вместо ответа я молча киваю головой. Гурский удовлетворённо ухмыляется и уже собирается выйти из ординаторской, как вдруг резко оборачивается.

      – Хотя, знаете, Екатерина Валерьевна, я, по правде говоря, не думаю, что у вас хватит сил и смелости проработать в нашем отделении хотя бы месяц. Поэтому даже мой контроль вам не понадобится. Вы всё сделаете сами.

      С этими словами заведующий закрывает дверь, оставляя меня в полном одиночестве.

      Тахикардия. Непонятный гул в ушах, наворачивающиеся на глазах слёзы – всё это я испытываю одномоментно в эту самую секунду.

      Это несправедливо! Безумно несправедливо! Почему именно он? Встреть я кого угодно, кроме него, сегодняшний день, да и любой другой, был бы гораздо лучше.

      Вы всё сделаете сами.

      Неужели этой фразой Гурский хотел сказать, что я сама себя доведу до увольнения? Что я ни на что не гожусь, и у меня нет ни таланта, ни способностей?!

      Ну уж нет… Так просто я не сдамся! Никогда не сдавалась, и сейчас не сдамся!

      Вытирай слёзы и покажи этому напыщенному индюку, на что ты способна!

      – Гурский -

      Дверь в ординаторскую с громким шумом захлопывается за мной.

      Вот же… Зараза. Вывела меня из себя. Считает, что она такая крутая? Пусть доказывает