ЕАМ. Записки дилетанта. Сказки и истории, книга 1. ЕАМ

[136]) – стали плотью и кровью моей… Быть может, кого-то и запамятовал, вы уж простите великодушно[137]… Но дело в том, что в них во всех (всех-всех!) чувствую я эти самые «сближенья» – времён, ощущений, страхов, комплексов, нежностей, мечтаний и страданий, ощутить, услышать которые может лишь тот, у кого[138]… Ах, я уже не раз говорил, каким особым образом должен быть устроен слух у такого читателя – такой читательницы[139]. Но это – авторский идеал, конечно же, на самом-то деле нужно всего лишь доброжелательное уменье вслушиваться, вглядываться в разноцветнокалейдоскопические, исчезающие вспышки смысла[140] и бессмыслиц, в последовательности (зачастую у многих, а у меня – почти всегда – беспорядошную) предъявляемых ему узоров-текстов, и, сплетая их своими воспоминаньями, со своим – сбывшимся-несбывшимся, воскрешать в себе – мгновенное существование автора… That’s it[141].

      PS: Вот только – всё ли? Это ведь всего лишь очередная (и, ебж[142] – не последняя) попытка вернуться к…

      И – странно! – не в первый уж раз мне хочется повторить: «Вот так всё и было…», только с воландовской интонацией: «Всё будет правильно, на этом построен мир…»

      Фанданго, или история с черепаховым гребнём

      «Так было. Это картина, которую я помню. Всё равно как если б я заглянул в окно и увидел человека, пишущего письмо. Они вошли в мою жизнь и вышли из нее. И картина получилась такая, как я сказал: без начала и с непонятным концом»

Дж. Лондон, «Тропой ложных солнц»

      «А клавикорды играли фанданго,

      Когда она во дворце смеялась…»

«Зеркала»

      «Фанданго» – ритмическое внушение страсти, страстного и странного торжества».

Ал. Грин

      [143]

      И почему я иногда (увы, всё реже и реже) просыпаюсь с ощущением неясного, беспричинного счастья? Потому ли, что приснилась сказка? Такая, которая может остаться – там, где мне самому не так уж и много осталось? И вот…

      «Захотелось вдруг (неправильные слова) – пришло вдруг откуда-то желанье рассказать старинную сказку – а-ля семнадцатый век, но с завитушками повествовательности[144] более поздними…» – промолвил сказочник, любуясь прихотливыми отраженьями свечей в…

      Так часто случается: своевольное непониманье кого-то одного – ломает судьбы, строит, разрушает и возвеличивает империи. И нет в этом злого умысла – просто все хотят «как лучше» в своём понимании, а незаметные движенья обстоятельств, желаний, случайностей – сплетаются так, что все дальнейшие ходы персонажей – участников этой истории становятся вынужденными[145], «и уклониться» – не дано:

      «Безутешное его Величество с прискорбием сообщает, что принцесса Теруэль-Маати оставила этот мир сегодня ночью, и призывает вас молиться за её чистую душу перед Господом…»

* * *

      «Да-да, это – тот самый гребень, – рассказывал маленькой принцессе воспитатель,

137

Поймал себя на том, что эта просьба о прощении – обращена к ним. Ну как же: «С Пушкиным на дружеской ноге!»

138

Чуть не написалось: «Может лишь тот, кто пережил их сам» – но нет, неправда

139

В идеале это слух Гриновской Дэзи, Набоковской Клэр или Зины М…

140

«Загадай желание! Загадай же скорее желание!» – и вот он, дополнительный смысл для тех, кто читал и вспомнит грустный «Калейдоскоп» от Брэдбери…

141

И всё, всего-то?

142

Ничегошеньки неприличного, вспомните Толстого: «ебж» – если будем живы…

143

Давайте на мгновение забудем всё, что вы знаете о гребнях – и про «Дары волхвов», и про Бунина, и даже про Лескова… Этот – черепаховый, с изящными перламутровыми вставками, словом – тот самый…

144

Элементами повествовательности, или дискурсом – сказал бы кто-то совсем-совсем другой… (И не могу не вспомнить, уж простите! – размышления Пуха, «о том что было бы, если бы он, Пух, был не он, а кто-то совсем-совсем другой»

145

Ах, как это известно хорошим шахматистам! И… авторам.