Кирза и лира. Владислав Вишневский

передвигаемых кроватей или может быть шкафов, какие-то прыжки или падения – непонятно! Шумовой фон дополняет топот множества слоновьих ног, какие-то отдельные выкрики, невнятные голоса, бряцанье цепочек или цепей, резкие глухие металлические щелчки. Интересно, что это там?.. Сбрасываю подушку.

      По ушам бьёт плотный шум! По глазам – яркий свет! И вязкий, неприятно-специфический тяжелый запах врываются в меня, в мой нос, в глаза и уши, резким боксерским нокаутирующим хуком. Бац, так, одной мощной пачкой в пятак – нокаут!

      В казарме очень светло от множества больших ламп без плафонов, – включен полный свет. Воздух густой, терпкий, вонючий, настоянный на кислых запахах мужских тел, сочных запахах сохнущих портянок, кирзовой кожи, сапожного крема, плохо просушенной одежды, туалета, хлорки, пыли… Вчера, то есть ночью такого запаха не было, точно – не было. Или я так укатался, что не заметил?.. – копаюсь в своих воспоминаниях. – Не помню. Глаза пощипывает, а дышать лучше ртом.

      С уровня второго яруса хорошо просматривается всё спальное помещение и его окрестности. Часть коридора в одной её стороне и в другой, там, где часовой у тумбочки. А почему он стоит у тумбочки? А где знамя? Кстати, сейчас стоит уже другой дневальный – длинный и худой. Значит, того сменили, догадливо отмечаю я, продолжая исследовать новый для меня объект. На ремне у него широкий армейский нож в ножнах – классный ножичек! На тумбочке замечаю черный телефон без наборного диска. Понятно, чтоб домой не звонили. Высоко вверху над дневальным, на стене, висят круглые, под стеклом, часы. Стрелки показывают пять тридцать девять утра. Пять часов тридцать девять минут.

      Пять тридцать утра?!

      Уж… ас! Я глазам не поверил. Это же такая рань! Пять трицать утра. Пять тридцать!! Я и в худшие-то дни своей жизни так рано никогда не просыпался. Никогда! А тут… Чего это они так разгалделись-расшумелись, чего им в такую рань не спится? За окнами ещё, считай, ночь. Наши ещё все спят. Нет, вижу, не все спят – многие, как и я, были разбужены этим невероятным варварским столпотворением. Сидят на кроватях, как китайские божки в своих белых рубахах, тянут тонкие шеи, крутят лысыми головами, с удивлением и интересом наблюдают за происходящим. Что там?

      – Пашка, ты туда глянь!.. – заметив, что и я проснулся, кивают мне головами в другую сторону.

      О-го-го! Мы в этом помещении не одни, на другой стороне казармы оказывается живут и другие солдаты. Когда мы приехали, свет в помещении не включали, и мы их не видели, они, оказывается, просто спали. Вот они-то сейчас (в так-кую-то ра-ань!) с таким вот грохотом и шумом куда-то собираются. Их много. Очень много. Они, заняв весь проход, «Гля, мужики, у них автоматы!» – с восхищением замечаем мы, – выстраиваются, ровняют носки сапог по желтой, нарисованной на полу линейке. Куда это они в такую рань собрались, не на войну ведь, правда? Нет, вижу, у них на лицах нет паники, значит, не на войну, только в их фигурах заметна печать какой-то покорной обреченности и сильная, привычная уже усталость. Ты смотри, действительно все до одного