Музейные истории. Роман Владимирович Моргунов

метлой довольно серьёзно охаживали, поэтому тростинки вылетели из её низа, и сейчас она лысая, но гордая и стоит здесь.

      – Нельзя! – спокойно возразил старик, куда-то резко бросил кость и стал вытирать пальцы тканной салфеткой, которая до этого, видимо, была у него на коленях.

      – Как?! Почему?!

      От этого вороньего крика во все стороны поплыли круги дрожи. Тени шкафов и сервантов задрожали, но устояли. Душа моя ушла в пятки, а сам я готов был провалиться сквозь пол. Но меня спас старик: на том краю стола он сидел и увлечённо вытирал пальцы салфеткой. На разъярённую птицу не смотрел. Круги, заставившие дрожать всё вокруг, не произвели на него никакого впечатления. И птица это тоже заметила. Она подбежала очень близко, стала размахивать крыльями, а ещё я стал опасаться, что в гневе она может клювом нанести старику довольно серьёзные повреждения. Сам старик, как я понял, этого нисколечки не опасался. Вытерев пальцы, прищёлкнув языком, он упрямо повторил:

      – Нельзя.

      После чего порылся в своих карманах и вынул сложенный в несколько раз хрустящий листок бумаги, что отдал ему я. На птицу это произвело прямо-таки невероятное воздействие: крылья сразу же сложились, острый клюв как-то уныло повис вниз.

      – Это кто написал? – вроде бы спокойно спросил старик, разворачивая бумагу. По мере того, как бумага становилась всё больше и больше в руках старика, птица становилась меньше и меньше, пока, наконец, бумага не развернулась, а птица, в знак своего поражения, не сделала шаг назад или, если угодно, шаг хвостом ко мне.

      – Это кто написал?

      Старик потряс белой бумажкой в воздухе. Птица не ответила.

      – И сколько у нас такого позора в городе? А?

      Птица сделала ещё один шаг ко мне хвостом. Впрочем, до меня было очень далеко. Старик поднялся во весь свой рост, и я подумал, что сам по себе он очень мощный, но я как-то не придал этому значения.

      – Отвечай на вопрос, Гуамоко! Сколько таких бумажек сейчас в Москве?

      – Одна! – зло выпалила птица.

      – А если честно?

      – Честно!

      Птица подняла голову с бусинками-глазами и как-то жалобно каркнула:

      – Только одна!

      Старик сел.

      – Тогда знакомься.

      Птица развернулась ко мне, поцокала. Честно говоря, не очень-то дружелюбно. Уставилась на меня, но я так и не понял, с какими чувствами на меня так смотрят.

      – Будешь у нас? – резко спросила птица. Я кивнул. Она развернулась и гаркнула старику, которые сидел и наблюдал за нами.

      – Как его зовут?

      Старик, разумеется, не знал.

      – Как?! Ты взял на работу человека, и даже не знаешь его имени?!

      Старик совсем не смутился:

      – У него есть паспорт, ННН и ЛИНЗ.

      – Что?!

      Старик попросил у меня помощи взглядом.

      – СНИЛС, – смог я выдавить из себя и тут же добавил:

      – Только его у меня нет…

      Птица резко обернулась ко мне.

      – Не успел ещё…

      Птица резко отвернулась от меня и побежала