Кто виноват. Алессандро Пиперно

не против, если я отведу сына домой, а потом спущусь и мы поговорим? – взмолилась мама.

      – Нет, против: ты от меня не первую неделю бегаешь, и вообще нам не о чем разговаривать.

      То, что эта грубиянка обращалась к маме с издевкой, на “ты”, было чем-то из ряда вон выходящим. Но еще больше меня огорчило то, что мама даже не попыталась ответить на хамские обвинения. Бегает? Она? Учительница, обезоружившая свихнувшегося ученика с хладнокровием, о котором в школе десятилетиями будут слагать легенды?

      – Как там наш чек? Скоро уже месяц, а я все жду и жду…

      – Вы совершенно правы…

      Признание чужой правоты куда больше соответствовало маминому характеру. Требовательность, которую она порой проявляла к ближним, – ничто по сравнению с тем, насколько требовательно она относилась к себе. Мне не встречался человек, столь же охотно признающий собственную неправоту. Полностью лишенная инстинкта перекладывать на других ответственность за собственные провалы и неудачи, мама обладала особой склонностью брать все на себя. Чего, к сожалению, нельзя было сказать о ее собеседнице, на лице которой читалась привычка выставлять себя жертвой и корчить из себя святошу.

      – Мы с мужем не занимаемся благотворительностью. Мы каждый день встаем ни свет ни заря, трудимся не покладая рук…

      – Синьора, я обещаю, что в понедельник, самое позднее – во вторник…

      – Да как вам не стыдно?

      Спустя много лет эти слова звучат у меня в голове с той самой интонацией, с которой их произнесла синьора Альбани, и дело вовсе не в том, что они прозвучали откровенно грубо, и не в том, что, проглотив обиду, мама умолкла и опустила глаза, признав поражение; они до сих пор звучат у меня в ушах, как будто я их только что услышал, потому что, хотя их произнесла неумная женщина, они оказались на редкость к месту.

      Ничто, кроме стыда, не могло объяснить мамину сдержанность и то, что за ней скрывалось: стыд за то, что она так задолжала обычным лавочникам, за то, что не сумела дать отпор, за то, что пряталась, как воровка; стыд за то, что вышла за человека, который был в долгах как в шелках и при этом, ничуть не стесняясь, парковал у дома красивый автомобиль, но главное – стыд за то, что она выслушивала обвинения и терпела унижение в присутствии сына, которого на словах и на собственном примере учила быть ответственным и честным.

      Поэтому мама, оставив свою обвинительницу стоять как соляной столп, схватила меня за локоть и потащила домой, а спустя секунду уже мчалась вниз, держа в руке чековую книжку и ручку. Где она нашла средства погасить долг, понятия не имею, знаю только, что магазин синьоры Альбани был ближе всего и дешевле остальных и что, кроме одного раза, о котором я вскоре расскажу, мы больше туда не ходили.

3

      Впрочем, мама тоже страдала от свойственной буржуазии мании величия и тратила огромные суммы, хотя делала это не так, как отец. Он мечтал, что его наследник станет артистом, она же сосредоточилась на обучении и воспитании: Здоровье, Гигиена и Образование.