Российский колокол № 3 (45) 2024. Литературно-художественный журнал

давно молчал, отправил фотожабу, и всё.

      «Обиделся», – решил Евген и не извинился.

      Мать перестала звонить.

      Экран горел зелёным, подсвечивая тьму: пять пятьдесят пять.

      – Часы сломались!

      Евген встал, цифры дёрнулись: пять пятьдесят шесть.

      Ванная.

      Кухня.

      Кофе.

      Яичница.

      Яблоки.

      Можно сидеть дома, терзая вопросами Владимира Ивановича.

      Можно пойти шататься по пустым улицам.

      Можно завалиться спать.

      Можно посмотреть в окно.

      Вид с четырнадцатого этажа завораживал: крошечные крыши, серые вены дорог, зелёные кудряшки деревьев.

      Рама стонала и отказывалась открываться, а потом поддалась, ветер с воем залетел в комнату, швырнул в лицо запах утра и горькой пыли.

      – Пойду гулять, проветрю мозги!

      Ощущение, что вот-вот должно что-то случиться, бурлило внутри, заставляя перепрыгивать через ступеньку.

      Дверь подъезда хлопнула, каркнула ворона.

      Она стояла около мощного чёрно-лакового зверя, притворившегося мотоциклом. Волосы паутиной оплели лицо, в руках – шлем.

      – Оля?

      Ошибки быть не могло, знакомые глаза близоруко щурились.

      – Евген! Привет! Как дела?

      – Ты жива?

      Она смешно покрутила головой, пожала плечами:

      – Вполне. Хорошо выглядишь.

      – Ты тоже, – соврал он.

      Оля выглядела потёртой: капризные складки у губ, второй подбородок, раздавшаяся талия.

      Неестественное ледяное спокойствие сковало душу.

      – Привет! – Парень в распахнутой косухе улыбнулся, вручил Оле кофе, забрал шлем.

      – Герман. Мой муж. А это (она запнулась или показалось?) старый знакомый.

      – Не такой уж и старый! – Рукопожатие было крепким до боли.

      – Пока. – Он выдавил улыбку, махнул рукой.

      – Передавай привет Олегу!

      Слова летели в спину как снежки.

      Кивнуть хватило силы, обернуться – нет.

      Оля Пялкина жива и не Пялкина, а замужем.

      Ему врали: мать, брат, Владимир Иванович.

      Зачем?

      Евгену казалось, что он должен был что-то чувствовать, но не чувствовал ничего. Внутри будто бы взорвался ядовито-синий атомный гриб, душу замела ядерная зима. Живое, если оно и было, мгновенно оледенело и застыло.

      Можно было бы обидеться на мать.

      Разозлиться на брата.

      Но зачем?

      Оля жива. Ему врали.

* * *

      Сразу после больницы Ирина поехала в банк, паспорт при ней, на остальное наплевать.

      Дома – телефон и визитка. В четырёх стенах душно и страшно: а вдруг приедет бывший муж? «Пройдусь, заодно и на почту зайду». – Она достала красное платье из прошлой жизни и подвела глаза.

      На набережной гремела музыка, речные трамвайчики бодро резали зеркало воды, оставляя пышный пенный хвост. Давным-давно они вчетвером катались на таком. Было весело.

      Трубку сняли с третьего раза.

      – Здравствуйте, Игорь Николаевич.

      – Здравствуйте.

      – Вам