Если бы ты знал. Аля Кьют

Я сидела напротив человека, которого ненавидела сильнее всех в своей жизни.

      Ладно, сильнее я ненавидела его сына.

      В моем родном городе было несколько нотариусов, но я все время попадала к Раевскому.

      В комнате пахло вишневым дымом. Виктор Иванович всегда курил эти странные крепкие сигареты. Так пахли для меня страдание, боль, страх.

      Нужно было оставить папе доверенность и попросить возиться с продажей.

      Я вздохнула. Папа и без меня вечно занят. Работа, другая работа, свои звери, Светины звери, приютские звери, свой дом, который вечно требует внимания, Светин дом, который…

      В общем, папу я не просила.

      – Все верно? – Раевский повысил голос, привлекая мое внимание. – Ева Евгеньевна!

      – Д-да, – брякнула я заикаясь.

      Он мог читать мне Библию или справочник садовода вслух с одинаковым успехом. Все, о чем я могла думать – как поскорее отсюда убраться со своими документами.

      Помощник положил передо мной бумаги для подписи. Я отчаянно молилась, чтобы не напутать ничего. Где полное имя, где просто автограф.

      Еще одной встречи с отцом Ильи я не переживу.

      Мне и в городе этом было тяжело дышать, а уж рядом с Раевским…

      Я зачем-то глянула на него между подписями и встретила взгляд холодных красивых глаз.

      В меня словно тысяча игл вонзились. Стало жарко, потом холодно. Я сжимала ручку изо всех сил, чтобы не выдать дрожь.

      Наконец все закончилось, и меня отпустили.

      Разумеется, я не стала собирать документы в кабинете, а сгребла все в кучу и помчалась прочь.

      Уже на улице я сообразила, что не смогу вызвать такси без рук силой мысли. Пришлось изображать волшебство жонглирования и засовывать документы в папочку навесу. Как ни странно, ни одна бумажка не улетела. Я застегнула папку на молнию и полезла в карман за телефоном.

      Но тут я почувствовала запах вишневого табака, а потом сильный захват на своем локте.

      – На минуточку, Ева, – проговорил Раевский и потащил меня за угол дома.

      Слова застряли в горле, я вспотела и собиралась задрожать.

      Ах, к черту!!!

      Мне больше не восемнадцать, и он не имеет никакого права меня хватать и запугивать. Я хотела крикнуть или рявкнуть, но с губ сорвался жалкий писк.

      – Пустите.

      – А мы уже пришли, дорогая.

      Он остановился за углом, где курил кто-то из сотрудников. Раевский кивнул ему. Ладно, он будет вести себя тише и, возможно, прилично при свидетелях.

      – Рад тебя видеть, Ева. Столько лет, – лживо заулыбался Виктор Иванович.

      – Не рады, – буркнула я. – И это взаимно. Сколько лет? Я была здесь полгода назад на оглашении завещания. Тогда вы сделали вид, что не знаете меня. Это было приятно.

      – Ох, колючки отрастила девочка? Неожиданно.

      Я не стала обсуждать мои метаморфозы. Хотелось послать его ко всем чертям, но страх привычно липким запахом вишни сжал горло. Что если он узнал про Митьку?

      – Что вам надо от меня? – спросила я тихо, но твердо.

      – Ничего, девочка. Ровным счетом – ничего. Хотел лишь уточнить для себя. Ты приехала в город, чтобы продать квартиру?

      – Не ваше дело.

      Виктор Иванович достал сигарету и прикурил. Он выдохнул дым в сторону, но меня и без этого подташнивало.

      – Если ты хочешь быстро и выгодно продать квартиру, я могу посоветовать отличного риелтора, – продолжал он невозмутимо.

      – Мне не нужен ваш риелтор. Я справлюсь сама. Авито никто не отменял.

      – О, значит, ты здесь по делам все-таки, а не ищешь встречи с моим сыном?

      Он снова выдохнул дым в сторону. Я закашлялась от его абсурдного предположения.

      – Ты не станешь снова портить жизнь мне и моей семье? – продолжал Раевский задавать вопросы.

      – Вы сдурели совсем, Виктор Иванович. Я в гробу видала вас и всю вашу семью.

      – Неужели?

      – Воистину. Дайте пройти. Мне надо домой.

      Я сделала шаг в сторону, чтобы обойти его, но Раевский снова закрыл дорогу.

      – Я не шучу, Ева. Продай квартиру и уезжай. Поняла? – Он бесцеремонно открыл мою папку и сунул туда визитку. – Позвони риелтору, скажи, что от меня. Она не начислит проценты, продаст твою хрущевку быстро и дорого. Все будут в плюсе.

      – Особенно вы? – не сдержалась я. – Всегда продавите любого человека ради своей выгоды. Хоть риелтора, хоть девчонку беременную.

      Он закатил глаза, сбросил пепел мне под ноги и с насмешкой сказал:

      – Не строй из себя сломанную куклу. Я сделал тебе одолжение. Срок был маленький. Вряд ли ты успела прочувствовать себя мамочкой. Да и какая из тебя мать в восемнадцать лет? Только бы жизнь себе сломала. И ребенку заодно.

      Мне ужасно хотелось плюнуть ему в лицо или хотя бы ударить, но в этом городе жил мой отец,