Мальчик с чёрным петухом. Штефани фор Шульте

новую дверку, когда захочет, ибо зачем ей свой домишко, когда её Дом теперь сам Господь Бог.

      Художник от минуты к минуте всё больше радовался, что прибыл сюда. Такой небывальщины он ещё не видывал за все годы своих странствий. И двух таких красивых лиц и таких чистых душ, как Франци и Мартин, тоже никогда не встречал.

      Когда потом дыра в церковных воротах стала наконец дверью и с большой вознёй и кропотливой подгонкой был установлен замок с ключом, то Хеннинг, Зайдель и Заттлер гордились, как маленькие дети. Если бы им приходилось почаще выполнять такие поручения, жизнь в деревне могла бы стать куда приятнее.

      Богоугодно скромная дверь теперь легко открывалась и закрывалась, и, естественно, возникла среди них борьба, кому же первому войти и выйти, но верх взяло слабое шевеление великодушия у Хеннинга, который решительно предоставил первенство вхождения в церковь Заттлеру. Чего Зайдель теперь никогда не простит им обоим. И когда впредь случится ему так же тесно сидеть с ними в одной компании, втайне его будет глодать жажда мести, втайне он станет ковать планы устранения их обоих. Отравления, несчастные случаи – понятное дело, запланированные, – падения в пропасть в горах, в этом изобретательность Зайделя не знала границ. Зайдель мог бы сделать знатную карьеру, будь он автором увлекательных криминальных историй, так много изощрённых придумок приходило ему в голову, но, к сожалению, в своих фантазиях Зайдель сильно опережал своё время, да ведь к тому же не умел он ни читать, ни писать.

      Тут наконец и художника пригласили внутрь церкви.

      – Хочешь со мной? – спросил он мальчика.

      Мартин почёсывал петуха между перьев. Если бы тот умел, он бы мурлыкал, пожалуй.

      Но Мартин не пошёл с художником, да и не полагалось ему, ведь осмотр церкви – обязанность Хеннинга. А мальчик-то входил в число деревенского отребья, и нечего было ему делать в Божьем храме.

      Да к тому же Мартин сильно устал, и знал, что ещё не раз успеет увидеться с художником, и радовался этому. Мартин улыбался, когда навстречу Хеннингу и художнику из темноты церкви вышел, пошатываясь, растрёпанный Ханзен, который предполагался в бегах.

      «Да, – подумал Мартин, – это была хорошая идея – с дверью-то. В том числе и в целях необходимой обороны».

      5

      Когда к нему ни свет ни заря пришла Годель, Мартин моментально был на ногах и готов. Ведь одежда, которую он носил, оставалась на нём и ночью. Он взял петуха и посадил его себе на плечо.

      – И этот, конечно, с тобой, – недовольно проворчала Годель.

      – Обязательно должен быть со мной, – твёрдо сказал мальчик.

      – Тебе придётся нести картошку на рынок.

      – Понесу.

      – Без него тебе было бы легче.

      Мартин только улыбается.

      – Наживёшь себе горб с такой ношей, – сказала Годель.

      Эти разговоры она не впервые ведёт с ним в базарные дни, но ещё никогда ей не удалось отговорить мальчика