Превратности судьбы. Анна Александровна Руженцева

как-то заметил Аркадий Петрович.

      – Каждому своё. А я бы хотела быть сыщиком.

      – Да? – с любопытством посмотрел он на меня. – А что же вам мешает?

      – Здравый смысл.

      – И это правильно! – Я немножко биделась.

      Писать я почти ничего не писала. А на литобъединение ходила. И каждый раз Аркадий Петрович провожал меня до дома.

      – Почему вы ничего не пишете?

      – А зачем? Как Чехов или Моэм – не напишешь, а бумагомарателей и без меня найдётся много. Достаточно, что я веду дневник.

      – Ну, это вы напрасно. Самовыражение даёт возможность постичь себя, будит подсознание.

      – Что-что?

      – Подсознание, – серьёзно ответил он.

      Около дома продолжали говорить, спорить. Потом он уходил.

      Как-то Шура сказала:

      – Смотри, Анютка, не влюбись! Это опасно. Он человек семейный. У него прекрасная, образованная жена, музыкант, и две девочки-погодки – одиннадцати и двенадцати лет. Жена осталась с ним здесь. А могла бы жить в Москве. Она великолепная пианистка. Они все неплохо рисуют. В общем, дом очень интересный.

      – Н-да?! Да нет, Шур, не бойся за меня. Я воробей стреляный. А потом, если даже и влюблюсь, буду любить его, как ты – всю жизнь.

      Шурка вспыхнула, посмотрела на меня и вдруг расплакалась. Плакала совсем по-детски, горько-горько и всхлипывала.

      – Ну что ты, Шур! – И чтобы разрядить обстановку, я сказала: – Будем жить вместе. Ты уже будешь такая старенькая-старенькая, беззубая, как Наина из «Руслана и Людмилы». А я чуть помоложе. Буду за тобой ухаживать, подавать тебе воду, например. А ты мне, шамкая, будешь говорить: «А мы ш тобой всё верны нашей любви». Ха-ха-ха.

      – Глупая-глупая девчонка! – И совсем по-детски кинула в меня подушку.

      Я же вошла во вкус:

      – Мы будем продолжать жить с тобой в этой избе, а кругом будет почти космический город…

      Легли спать поздно. Всё болтали и болтали. Шура разоткровенничалась. такого с ней никогда не бывало.

      На заводе я освоилась. Конечно, работа мне не нравилась. Но жизнь в коллективе была очень интересной. Иногда прямо с ночной смены шла в далёкий поход или участвовала в каких-то других мероприятиях. Больше же всего мне нравилось общаться с Аркадием Петровичем. Я уже говорила, что на заводе его любили и уважали. Да и, вообще, в городе он был одной из самых заметных личностей, если не сказать – самой. Он был очень загружен: работа, семья, бесконечные совещания, то на заводе, то в области. Когда он не мог вести литературный кружок, его заменяла заведующая городской библиотекой Мира Крайнева. И тогда я приходила туда только из чувства приличия. Ну а если он вёл кружок, то я буквально бежала туда, предвкушая нашу с ним прогулку до моего дома. Влюбилась ли я в него? Да конечно, да… А как можно по-другому?! А вот как он ко мне относился, оставалось большой загадкой.

      И уже через год, перед отъездом в Москву, когда я пришла к нему попрощаться, он очень удивился:

      – Так вы же должны выработать стаж. А это – два года.

      – Попробую