Когда вернется старший брат…. Фарит Гареев

и более мучительно. Если снилась сказка с несчастливым концом, пробуждение всё-таки было сродни освобождению, переход в действительность, тоже не шибко радостную, но зато более привычную, не только казался, но и был самым настоящим спасением. Если же снился сон счастливый, переход из того, созданного подсознанием мирка в мир действительности был тягостен, в этих снах, где всё напоминало время оно, хотелось остаться… Желательно – навсегда.

      Если такие сны снились в выходные, Лёшка залёживался в постели, случалось, что и до раннего вечера. Барахтался на грани сна и яви, засыпал и просыпался, и снова засыпал, точно подчиняясь неосознанному желанию не просыпаться вовсе…

      Значит, так. Маршрутов было два – внутренний и внешний, как условно называл их Лёшка. Первый пролегал по центральным городским улицам, с непременными посещениями всех без исключения магазинов и долгой прогулкой по городскому рынку. Второй охватывал улицы окраинные, а также узкие дорожки лесопарка, иной раз, под настроение, с переходом в лесную чащобу, – сделать это было легче лёгкого, поскольку чётко обозначенной границы между лесом и лесопарком, в общем-то, не существовало. Ещё минуту назад, казалось бы, тебя окружал неумолчный городской гул и слышались в отдалении звонкие детские голоса, но вдруг, – чу! остановись, и схлопнется вокруг тебя тугая, напряженная тишина осеннего леса…

      Длительные пешие прогулки по городским улицам стали своего рода отдушиной для Лёшки, когда все иные способы спасения от одиночества оказались перепробованными. Вышел из дому и пошёл себе, куда глаза глядят, сворачивая на перекрестках, хочешь направо, а хочешь – налево… Улица полна неожиданностей. Особенно на маршруте внутреннем, где всегда можно было встретить знакомых, с высокой степенью вероятности найти себе занятие на целый день… Уж как минимум, на получасовой и, как правило, бессодержательный разговор, на который любого из знакомцев развести можно было лёгко. Главное, в этом случае исчезал тот элемент зависимости от чужой воли, какой был характерен, когда ты напрашивался к кому-либо в гости. А так что? – я остановился поболтать с Геккельбери Финном… И никто никому ничего не должен.

      Но предпочтительней, всё-таки, выглядел маршрут внешний, как раз потому, что прогуливаясь по окраинным улочкам и уж тем более по дорожкам лесопарка, риск повстречать кого-либо из знакомых был несравненно ниже, чем на маршруте внутреннем. Как ни странно, но люди, общения с которыми, вроде бы, больше всего не хватало Лёшке в этот период его жизни, во время этих прогулок ничего, кроме чувства злобного отторжения, у него не вызывали. Собственно, эти прогулки тем и были хороши, что в движении Лёшке хорошо думалось или мечталось и, если разобраться, еще неизвестно, где пролегали его настоящие маршруты, – во внутреннем или же во внешнем мирах.

      Думалось или мечталось обо всём, что в голову взбредёт. Случалось, что Лёшка всю