Водяные знаки. Наталья Владимировна Тимофеева

синих ив смыканье

      И омута таинственный Грааль.

      Так тихо, словно жизнь вот-вот угаснет

      И в зазеркалье омута падёт,

      Лишь старых ив несмелые запястья

      Над ней дрожанье успокоят вод.

      А берега, не ощутив событий,

      Гиперболой вопроса замерев,

      Останутся хранилищем наитий,

      Где скрыт в молчанье вечности распев.

      Болгарские напевы

      «Дождь пахнет рыбой. Может быть, она…»

      Дождь пахнет рыбой. Может быть, она,

      В раздутой туче плавая, играет

      И, сетью молний там оплетена,

      На землю чешую свою роняет?

      И чешуя, сползая по стеклу,

      На нём кривит серебряные блёстки…

      Дождь, обернув мой двор в свою полу,

      Бросает скупо книзу влаги горстки,

      Тотчас закончив свой нетвёрдый крап,

      Как только вечер, потемневший ликом,

      Его настиг. Дождь выдохся, ослаб,

      И солнце предзакатным нежным бликом

      Вдруг высветило зелени кайму

      Над черепичной красной мокрой крышей,

      И светотень ажурную канву

      Явила взору, где искусно вышит,

      Дождём омытый, абрис вечных гор

      И цепь огней в таинственном предгорье,

      И на моём окне рисунок штор,

      Изломанный дыханьем ветра с моря.

      Уплыли рыбы в тучах… Верховей

      Унёс их запах, острый, как касанье

      Хребтов колючих радужных сельдей

      И чешуи серебряной мерцанье.

      «Не распознаю сослепу рубля…»

      Не распознаю сослепу рубля,

      Но лист любой на ощупь распознаю…

      Уже за Янтрой вспаханы поля,

      А лозы солнцем кисти наливают.

      Из летних таинств не разгадан лишь

      Округлый короб с мякотью ореха.

      Он падает, скорлупкой бьётся в тишь,

      Но этот звук для уха не помеха.

      Его тугого тела не разъять,

      Он бесконечно крепок для ладони.

      Молочно-спел иль горек, – не узнать,

      Пока сентябрь на землю не уронит.

      И запах йода, и смолистый вкус,

      И множество извилин мозговитых, —

      Мой с детства не приевшийся искус

      Открыть орех в стараньях позабытых.

      Его я покупала, лучших яств

      Попутчика, уже разбитым где-то,

      Теперь он ждёт, когда рука раздаст

      Моя его на две частицы света.

      Он ждёт давно, огромен, одинок,

      Стеля листву по черепичной кровле,

      И серый ствол услужливый вьюнок

      Обвил, струясь цветочной алой кровью…

      «Я стала блюсти сиесту, —…»

      Я стала блюсти сиесту, —

      Здесь солнце палит нещадно.

      Найду попрохладней место,

      Залягу с винцом – и ладно.

      А бархатный персик – влажен,

      А синяя слива – гладка,

      А день непомерно важен,

      В жару расплываясь сладко.

      Звучит над селеньем песня,

      Болгарский