Погоня за величием. Тысячелетний диалог России с Западом. Анатолий Решетников

что государство, которым он управлял, оставалось единственным оплотом православного христианства.

      Однако Грозный не создавал свою риторику из ничего. В своей аргументации он опирался на уже имеющиеся дискурсивные ресурсы. Величие Российской державы, которое царь и его современники пытались дискурсивно утвердить и пропагандировать, во многом формировалось под влиянием религиозного дискурса. В литературных источниках и дипломатической переписке того времени ярлыки великая держава или великое царство, используемые в отношении Российского государства, должны были подчеркнуть, что власть отечественных правителей продолжает интерпретироваться как богоустановленная, безусловная и безраздельная – в отличие от некоторых европейских монархов, которые в глазах русской правящей элиты величие утратили, пусть и сохранив власть. Я называю такое эссенциалистское понимание политического величия (как качества внутриполитического режима, неподконтрольного международному признанию и оценке) абсолютным, то есть провозглашенным как нечто существующее независимо от восприятия или проверки любого рода. Вероятно, абсолютное величие было продуктом религиозного универсализма, который определял российскую, а также европейскую политику до того, как основы континентального политического порядка пошатнулись в эпоху ранней модерности. Восстановление и усиление эссенциалистского мышления помогло Ивану IV справиться со стратегическими вызовами. Но, что важно, с тех пор как первая русская политическая идеология – культ Бориса и Глеба – была использована, чтобы обеспечить социальную сплоченность во время политического кризиса, похожие идеологии, в основе которых лежало абсолютное величие Русской земли и любопытная смесь превосходства и покорности, использовались и в другие сложные периоды российской политической истории, включая Смутное время и период зависимости от Монгольской империи/Золотой Орды.

      Что касается лингвистических моментов, то я полагаю, что, как только великая держава превратилась в составное существительное, его части поделили между собой его семантическое содержание. Слово держава сохранило имманентное и перформативное измерение политической власти, связанное с безраздельным правлением. В буквальном смысле это слово может означать «держать воедино», а сама политическая единица, по отношению к которой оно употреблялось, и была тем, что правитель должен был удерживать от распада (в Смутное время эта важная функция была временно передана патриарху Гермогену). С другой стороны, характеристика великая, описывающая политическое владение под контролем великого князя или царя, указывала на то, что в русском языке обозначалось однокоренным словом величество, – то есть сам факт наделения властью, а не ее отправление, царственность, но не правление. Иными словами, политическое величие России в основном заключалось в ее величестве, которое трактовалось в абсолютных терминах как некая трансцендентная истина, не требующая