Увиденное и услышанное. Элизабет Брандейдж

вареньем.

      – А что ела на завтрак твоя мама, Фрэнни?

      Она с удивлением посмотрела на Лоутона.

      – Мама болеет.

      – Тяжело, когда мама болеет, правда?

      Она закрыла упаковку, с пальцев посыпались коричневые крошки.

      – Сегодня кто-нибудь приходил в дом?

      Фрэнни, не обращая на него внимания, шуршала упаковкой, ей нравился звук.

      – Фрэнни? Шериф с тобой разговаривает.

      Она посмотрела на отца.

      – Коул приходил?

      Она кивнула.

      Лоутон спросил:

      – Коул Хейл?

      – Он иногда бывает у нас, – сказал Джордж.

      – Точно Коул? Ты уверена?

      У Фрэнни задрожала нижняя губа, по щекам потекли слезы.

      – Она же сказала, что да, – ответил Джордж. Он подхватил ее и прижал к себе, чувствуя раздражение. – Думаю, пока что хватит вопросов.

      – Хочешь еще разок попробовать, Фрэнни? – В руках у женщины был пакет с четвертаками.

      Фрэнни заморгала мокрыми глазами и вырвалась из его объятий.

      – Да, хочу.

      – Все будет хорошо. У меня тут целая куча мелочи. А еще у нас есть телевизор.

      Они разрешили ему позвонить родителям. Он позвонил из автомата в коридоре. Мать попросила его повторить еще раз. Он стоял там под зеленой лампой, и слова лились сами собой.

      – Они уже едут, – сказал он Лоутону.

      – Хорошо. Можем войти.

      Лоутон провел его в небольшое помещение с высокими темными окнами. Он увидел свое отражение в стекле и отметил, что горбится, а одежда на нем мятая. В комнате пахло грязью, сигаретами и еще чем-то, видимо горем.

      – Садитесь, Джордж, сейчас вернусь.

      Он уселся за стол. Когда дверь закрылась, он почувствовал, что отрезан от всего и остался в обществе собственного отражения. Было слышно, как поезд едет через городок, медленно и громко. Он посмотрел на часы – было начало восьмого.

      Дверь открылась, и Лоутон вошел с двумя стаканчиками кофе и с папкой под мышкой.

      – Думал, вам понадобится. – Он поставил кофе и достал сахар в пакетиках. – Вам с молоком?

      Джордж покачал головой.

      – Не надо. Спасибо.

      Шериф сел, открыл папку и отхлебнул горячего кофе, осторожно держа стаканчик за края. Он достал очки из кармана рубашки и протер линзы салфеткой, потом поднес их к свету, еще раз протер и надел.

      – Хочу, чтобы вы знали, искренне соболезную вам по поводу Кэтрин.

      Джордж лишь кивнул.

      Телефон зазвонил, Лоутон ответил и что-то записал в блокноте. Джордж сосредоточился на том, чтобы просто сидеть на стуле, сложив руки на коленях. Он словно в бреду подумал о Рембрандте. Снова посмотрел на свое отражение в окне и решил, что для человека в такой ситуации выглядит еще сносно. Он отбросил волосы со лба и огляделся. Стены были серые, цвета каши. Когда-то он гордился своим чувством цвета. Как-то летом, еще в колледже, он стажировался в Кларке[5] у Уолта Дженнингса, специалиста по цвету. Он снял дом на холме и влюбился в девушку, жившую напротив в викторианском доме, хоть они ни разу не поговорили друг с другом.

5

Институт искусств Стерлинга и Франсин Кларк, при нем есть художественный музей с работами прославленных старинных и современных живописцев.