Оттенки и цвета. Сергей Балыкин

пылающие глаза, разорвав отношения со стыдливостью, медленно обводили соблазнительные женские контуры, задерживаясь на самых пикантных из них. И закрытое платье прелестной волшебницы отнюдь не связывало руки неудержимому воображению, а только возбуждало аппетит. Он слышал как Эмили начала говорить своим мягким, льющимся голосом, звучащим в унисон его настроению. Поначалу ему хотелось прислушаться к тому, что слетало с её губ, но, с некоторым удивлением, он обнаружил, что не может сосредоточиться. Его взгляд скользнул в сторону Уолша, но тот тоже сидел неподвижно и взирал на Эмили. Аналогично вели себя и те немногое зрители, что скопились около стола. Все, казалось, слушали Эмили с исключительным вниманием, и молодой человек почувствовал, что пропускает что-то интересное.

      – … и этого делать вовсе не обязательно. Я право чувствую себя неловко, сэр Уолш. Мне почему-то вовсе не хочется сказать вам «мне очень жаль». Ведь вы же не сомневаетесь, что там десять треф, не так ли? Я полагаю, мое сожаление вам ни к чему, как, впрочем, и те восемьсот фунтов, что вы проиграли. Да, кстати, господа, надеюсь вы не объявите эту партию недействительной из-за моего нежданного участия в ней. Что может сделать женщина, потакающая своим капризам? Вряд ли что-нибудь существенное, я полагаю. Но, тем не менее, здесь лежит десять треф. Как приятно приписать случайность своей заслуге. Ваша счастливая карта, Мистер Оуэн.

      Эмили убрала руку и все увидели десять маленьких крестиков. Подержав карту открытой чуть дольше мгновения, она вновь взяла её и, полностью повернувшись к молодому человеку, положила карту в его внешний нагрудный карман. Их глаза встретились:

      – Добро пожаловать в Грин Касл, Мистер Оуэн, – заключила она.

      Глава 7

      Огромная зала слепила глаза. После полумрака игровых комнат здесь было не просто светло, а ужасно светло. Сотни свечей, повисших в хрустальных люстрах и застывших в напольных канделябрах, искали свое отражение в причудливых узорах настенной живописи и, лобзая сверкающие контуры дорогих предметов, их теплые руки спускались ниже, по гладким поверхностям отполированной мебели, по золотым ниточкам штор, спускались, чтобы слиться в этом море света, в которое превращался начищенный паркетный пол.

      Зал был полон людей, однако вся публика пребывала в неподвижности и молчании. Светские дамы, с кожей цвета парного молока и веерами как раз подходящих размеров, чтобы прикрыть то, что не удалось сделать платью, оккупировали окраины огромной комнаты, оставляя её центр для объекта своего внимания. Таковым являлся дуэт из пианиста и фортепиано, который небезуспешно завораживал своим исполнением всех присутствующих. Самыми благодарными слушателями были женщины. Так, по крайней мере, казалось. Что до мужской половины, то она завораживалась несколько иным предметом. В большей части равнодушные к музыке, мужчины, почтительно застыв за спинами своих жен и тем самым скрывшись из их поля зрения, абсолютно безнаказанно и бесстыдно рассматривали других женщин, иногда подолгу задерживаясь на подробностях, особо захватывающих дух.

      Между