Песня о братьях. Алексей Порвин

бортами разрослась —

      там столько вырыто ходов, что хочет слово

      хотя б один заимствовать, пласты соединить,

      усыпанные смехом и золой.

      Огня не знает полковой привал,

      и пища холодна, полезна.

*

      Солдат на дерево влезает,

      ветвяный треск роняя прямо в грунт:

      взрыхлённости неважно, кем она

      порождена – снарядом или плугом.

      Всё лучше, чем студёный кофе

      из родника подземного испить,

      историю признавав невнятной гущей.

      Где сталь есть сталь – одно занятье:

      язык с плодов снимает пробу.

      В пещерный сумрак затекает сок —

      соседствовать со словом, привыкать к молчанью

      и память высоты под сводами таить.

*

      Своё дыханье ищут губы, не иначе,

      ощупывая яблоко: касание живёт

      мгновение-другое – разве это

      свободу означает, взявшую ветвями

      полдневный воздух – посмотреть на всё,

      пейзаж прозрачностью окинуть?

      Печаль слежалась, и гадает небо,

      по целине водя людское восприятье.

*

      Жар времени внушает переплавку,

      вбегая в двери голода к нутру,

      привыкшему к военной силе, и всеядно

      умение всходить зерном: ветвяный треск,

      твоя причина – нерожденный гром,

      полива ждёшь, но медлит ливень,

      заталкивая гарь поглубже в небеса.

*

      Вослед баркасу, алчущему шелест

      покраски в цвет рассвета,

      выходит из волны незримый друг —

      спокоен, словно сотворён людским веслом.

      Что сердце? Череда увеличений,

      где каждое, стихая, призывает

      ритмичную способность сбросить морок,

      опомниться, увидеть всё как есть.

*

      Алмазной пылью, что набилась между

      слогов, легко прозрачность процарапать:

      царапина сквозная горизонтом

      вживётся в линзу укрупнения событий,

      и вот уже озёрный плеск – всего лишь звук,

      не существо, пришедшее проверить

      людское восприятие на прочность.

*

      Песок, несомый ветром, счистит

      с богов всю бронзу, обнажая золотой

      исток реки застывшей (звали форма) —

      елозит бризовый наждак

      по тропам парка, по ветвям аллейным,

      не глядя на проделанную словом

      работу, для какой названья нет.

*

      Приливом выброшена маска

      аквалангиста – и прильнула к почве

      стеклом, привыкшим быть защитой

      для зрения под натиском морской

      дотошной соли – станешь въедлив,

      когда в бескрайности волнами растворён

      (слова блюдут свои границы).

*

      Всем наблюдавшим стало душно.

      Перебирать песок, перечислять причины:

      – по водам вдох пошел пройтись;

      – от маски отшатнулся воздух,

      (горчит дыхательная трубка, не иначе);

      – резина пористо взяла остаток кислорода…

      И прочее, что в