Живший когда-то. Артур Алехин

это я… «Действительно, глупый поступок», – подумал Вася.

      – Это я так, развлекался…

      – Вот послушай, Василий, в общем-то не простой у тебя выбор: либо в дальнейшем тебе придется доказывать, что ты живой, либо просто признай, что ты умер и начнешь жизнь сначала. Вот тебе все, как будет, без прелюдий.

      В темноте ничего не изменилось, но возникло ощущение, что это нечто, с которым только что общался Василий, ушло или улетело. Он поднялся, отряхнулся, будто лежал в каком-то пыльном месте, и отправился спать в свою комнату.

      Проснувшись утром, Василий оделся и пошел умываться. Он прошел мимо сестер и матери, ничего им не говоря. После он зашел на кухню, где его мать и две сестры сидели и что-то считали, записывая на бумаге.

      – Что считаете? – спросил Василий.

      Ответа не последовало. На него вообще не обращали внимания, будто его и не было.

      – Ладно, я понял. Берите мою долю и делайте с ней, что хотите, если вопрос ставится таким образом.

      Никакой реакции все равно не последовало.

      – Ау! Может, хватит!? – повысив голос, прикрикнул Василий. В этот раз отреагировала его мама, печальным, усталым голосом:

      – Не кричи, Вась, у нас горе, не до тебя сейчас. Вечно ты не к месту встреваешь.

      – Какое у вас горе?

      – Сынок мой, Васенька, вчера днем скончался, – сказала мать и снова заплакала.

      Тут же сестры подхватили плач, и на кухне невозможно стало находиться. Женский плач вперемешку с визгом и истерическими воплями – Василий не выносил этого. Он вышел из кухни. «Значит, вот так, да? Решили превратить эту идиотскую шутку в абсурд? Хорошо!» Василий вновь вошел в кухню.

      – Мама, а скажи мне, когда меня будут хоронить?

      – Завтра, сынок, в девять утра.

      – Не против, если я приду? – с иронией спросил Василий.

      – Конечно, сынок, Васенька был бы рад, – серьезно и так же опечаленно ответила мать.

      Весь следующий день Василий лежал на кровати у себя в комнате. Он слышал, как его мама и сестры по телефону решали вопросы о похоронах, узнавали расценки, какие-то документы, относящиеся к этому. «Что за бред? Да что за чушь? – снова раздражаясь, думал Василий, – в чем шутка? Где тот момент, когда я должен буду засмеяться? Надо же, устроить такой спектакль из-за того, что я не пожелал отдать свою часть денег! Зачем же мне тогда давать право голоса? Такой закон, такие правила! Какие, к чертовой матери, правила! Если я пользуюсь своим правом иначе, чем хочет большинство, меня хоронят заживо. Интересные правила! Все потому, что нет никаких правил. Они просто должны быть, поэтому есть. Ну, ладно! Бог им судья. Меня больше интересует другой вопрос: что будет завтра в девять утра? Они что, на самом деле пойдут и будут проводить целую процедуру захоронения? Интересно, интересно. Интересно, когда все это закончится. Я чувствую, чувствую, что моя внутренняя сила иссякает. У меня нет сил бороться с ними. Я понимаю: все, что происходит в последние два дня, – это бред. И вся моя семья, вся моя