Вещая моя печаль. Избранная проза. Станислав Мишнев

на Анну Павловну лениво-дерзкими глазами, вроде смутился и откашлялся в кулачок, – Анна Павловна не поверила в смущение – не такой был дед этого парнишки, сказал:

      – Ну, это… Кондратий хватил, я и забыл. Вышибло, одним словом.

      Класс смеётся, потешается.

      – А чего вышибло? – спросила Анна Павловна.

      – Затычку из лагуна.

      – Такое бывает, правда, редко, – Анна Павловна принимает игру, нарочно пугается, – придётся всей школой искать. Хоть помнишь, около какого места выронил? Так как тебя зовут?

      – Смычок, – раздался откуда-то из глубины класса тоненький голосок.

      Петька, не меняя позы, из-за спины погрозил кому-то кулаком.

      – И в какой класс ходит наш… Коновалов?

      – Ну, это… штоб с усвоением и с закреплением. Как бабка говорит: «Ум не постоянен, а человек окаянен».

      Ответ парнишки действует на Анну Павловну так, что она перестаёт о чём-либо думать. Она поднимает голову, смотрит на окна, будто считает их, поправляет седые волосы и садится за стол.

      Петька Коновалов… маленький, вертоголовый, шейка кадыкастая, проныра и шкодник, ходил в школу десять лет, осилил три класса, не написал ни одной контрольной. Старики говорили: «С родительского уставу сошёл: что в лоб, что по лбу». Однажды насобирал вороньих яиц, под Анну Павловну, – тогда ещё под Нюшку, наложил, – Нюшка села, да и раздавила. В житье одно платьишко было, и то проклятый «Смычонок» заляпал. Скверно учился, время тянул «с усвоением и с закреплением» материала. Учителя очень редко интересовались его знаниями, пришёл в школу – ладно, не пришёл – завтра придёт. В войну вшей было много, вши злые, голодные.

      Фельдшерица тётя Глаша не раз приходила в избу к Коноваловым. В принудительном порядке (стращала прокурором) заставляла мать стричь ребятам головы, затем в жарко натопленную печь толкали одежды столько, сколько влезало, и закрывали заслонку. Петька, голый, сидел на печи, закладывал ногу за голову и дразнил кошку. Станет ногу из-за головы вынимать, она не вынимается, тогда мать зовёт. Мать вернёт его в нормальное положение и шлепков надаёт. Не любил Петька фельдшерицу. Раз сделал лук и стрел наделал, видит, идёт толстая тётя Глаша. Он выскочил из-за угла, лук наставил и орёт: «Сдавайся, Русь!» И стрелу ей, гвоздиком жаленную, в пузу выпустил. Тётя Глаша едва чувств не лишилась. Стрела гвоздиком пробила кожу и застряла, падать не падает. Мать таскали в милицию, вернулась, обревленная, всего чисто Петьку исхлестала вожжами. Тётя Глаша прививку делала от какой-то болезни, так Петька продемонстрировал ей, как надо ртом мух хватать. Костя Серегин подбил сходить к ним в среднюю школу: скелет человеческий ему покажет. Костя скелету палец в рот сунет и гогочет, а Петька бумажку скелету на череп приклеил с надписью «колхозник». На другой день до Кости дошло у директора в кабинете, какую ему «свинью» подложил Смычонок.

      Маленький, щуплый, в любую дырку пролезет. У кого яиц украдёт, у кого пирог стащит – так и жил-поднимался. Сосед Иван Антонович с фронта без ноги вернулся, живот осколками