Техническая ошибка. Корпоративная повесть, лишенная какого-либо мелодраматизма. Александр Степаненко

отрывался завораживающий своей сказочной красотою вид: на Москву-реку, на башни и стены Кремля, на купола Храма Василия Блаженного. Сколько раз, уже и будучи не совсем юным, с вожделением глазел он на разные картинки с этим видом; а теперь по-деловому, почти по-хозяйски, окидывал он все это взглядом, не вставая из-за собственного рабочего стола. Казалось, сам Господь, с высоких своих небес, самый большой на свете начальник, увидел его старания, его неистребимое стремление заслужить всеобщую, но в первую очередь, конечно, начальственную, любовь; увидел – и наградил его за это всеми доступными благами.

      А на новом месте стимулов-то, стимулов – сделалось еще больше. Начальство теперь было – солиднее не представишь: и Премьер-министр, и министры, и всякие большие руководители из Администрации Президента, и даже сам Президент. Правда, угодить всем сразу становилось все труднее и труднее. Потому как начальники эти в Москве – прям как пауки в банке. Угождая одному, глядишь – и не угодишь другому. Но Анатолий Петрович и теперь очень старался: и с работы ночами не уходил, и всех подчиненных до ночи на работе держал, и всегда, как пионер, был ко всему готов, и отчитывался, отчитывался о своих успехах очень браво и очень умело.

      Топливная компания досталась Ковыляеву в состоянии далеко не самом лучшем. Предшественники его в лихое время стремились все больше рассовывать по своим личным карманам. Но началась смена элит, и на компанию появились долгосрочные виды. Энергичный, услужливый директор с Дальнего Востока, не имеющий еще в Москве серьезных связей, был сочтен удачной фигурой, чтобы спасти разваливающуюся, убыточную государственную компанию и сберечь ее для будущих серьезных дел.

      Казалось бы, зачем теряться, когда такая удача: бери пример с предшественников; бери тоже, что плохо лежит; бери, пока есть возможность. Но не был бы Анатолий Петрович самим собой, если бы избрал путь столь банальный – да и деньги сами по себе никогда его сильно не интересовали. Уловив сразу едва еще зарождающуюся новую конъюнктуру, предпочел он действовать более дальновидно, более расчетливо, чем просто по-быстрому набить свой кошелек. С фирменной своею активностью принялся восстанавливать он из обломков, практически строить заново едва влачащую уже существование, отягченную огромными убытками компанию.

      С Сахалина в Москву привез он почти всю свою команду – людей, ему верных и преданных, многие из которых, правда, уже не на шутку раздражали его, но – были так нужны ему в нелегкий час.

      Тяжелым был этот первый год в Москве. И от еще наглой, еще не присмиревшей «первой волны» приходилось отбиваться. И излишне привыкших к полной вотчинной вседозволенности, опьяненных свободой творить все, чего душа не пожелает, таких же, как и он раньше, провинциальных топливных князьков усмирять. И находить нужные связи в сложных лабиринтах больших московских учреждений. И все