Важнее, чем политика – 2. Коллектив авторов

с таким ядом, желчью и ощущением того, что все можно объяснить нормальными, циничными, причинами. Я этого не люблю, потому что мне кажется, что философия цинизма – это философия людей слабых, это философия малодушных людей. От нее, я думаю, ничего не останется, она уйдет, канет в лету.

      Каждое время – самое трудное, циничное и подлое. В нашей стране, как в любой, всегда, было место и подлости, и цинизма, и всего мерзкого. Но при этом любое время изобилует поводами для счастья. Быть счастливым – это тоже особое умение. Есть замечательное выражение, что счастье – это не станция назначения, а способ путешествовать. Мне кажется, это замечательно верное наблюдение.

      Есть огромное количество поводов для счастья, для очарования, для радости. Хотя, конечно, люди, занимающиеся искусством, – это люди тонкокожие. Они чужую боль воспринимают особо остро, порой как свою собственную, а поэтому, и совсем благополучным быть не совсем возможно. Но счастье может быть не длительным, оно может быть очень острым, но кратковременным. Мне кажется, каждый день его можно испытывать и очаровываться. И если этого нет, нет чего-то очень важного в жизни. Жизнь все-таки прекрасна, в какой бы политической обстановке она не проходила. Вот, собственно, и все.

      Я очень люблю поэта Давида Самойлова, он поэт пушкинского, мне кажется, направления в нашей отечественной словесности. И у него есть прекрасное стихотворение, которое перекликается с тем, что я вам прочел у Александра Сергеевича. Стихотворение Давида Самойлова называется «Пестель, поэт и Анна», и оно про тоже. Просто буквально про то, о чем мы с вами разговариваем сейчас, то есть про то, о чем я говорю, или мне так кажется. Звучит оно так:

      Там Анна пела с самого утра

      И что-то шила или вышивала.

      И песня, долетая со двора

      Ему невольно сердце волновало.

      А Пестель думал: «Ах, как он рассеян!

      Как на иголках! Мог бы хоть присесть!

      Но, впрочем, что-то есть в нем, что-то есть.

      И молод. И не станет фарисеем

      Он думал: «И, конечно, расцветет

      Его талант при должном направленье,

      Когда себе Россия обретет

      Свободу и достойное правленье.

      – Позвольте мне чубук, я закурю.

      – Пожалуйте огня.

      – Благодарю.

      А Пушкин думал: Он весьма умен

      И крепок духом. Видно, метит в Бруты.

      Но времена для брутов слишком круты.

      И не из брутов ли Наполеон?

      Шел разговор о равенстве сословий

      – Как всех равнять? Народы так бедны, —

      Заметил Пушкин, – что и в наши дни

      Для равенства достойных нет условий.

      И потому дворянства назначенье —

      Хранить народа честь и просвещенье.

      – О, да, – ответил Пестель, – если трон

      Находится в стране в руках деспота,

      Тогда дворянства первая забота

      Сменить основы вл