Инквизитор. Божьим промыслом. Книга 14. Пожары и виселицы. Борис Конофальский

И ладно, останусь тут, остужусь немного».

      Он ещё смотрел на борьбу дворни с огнём, когда, громыхая черепками в большой мятой кастрюле, появился Кляйбер, а за ним наверх вылез и фон Готт.

      – Точно дождь будет, – невесело констатировал оруженосец, глядя на тучи, что наплывали с востока.

      – А я о чём? – подтвердил кавалерист и начал из кастрюли доставать всякую покуроченную посуду.

      Тут была и мятая медная миска для бритья, и старая глиняная чаша для омовения рук, с оббитыми краями, и большой кувшин без горлышка, и ещё что-то; всё это Кляйбер расставлял на полах с таким расчётом, чтобы собирать воду, когда та польётся с неба.

      Волков чувствовал себя не очень хорошо: духота перед дождём перемежалась с дымом, было тяжко дышать, ещё и боль в боку.

      А фон Готт ему и говорит:

      – Генерал, маркграфиня, когда я шел к вам, спрашивала дозволения подняться сюда.

      Волков вздыхает; он прекрасно понимает, что там, на втором этаже, где мало света, сидеть меж дверей у лестницы благородной женщине тоскливо, но тут… Арбалетчик графа наблюдает за ними, в этом он не сомневался, а не кидают болты потому, что опытные в военном ремесле люди не высовываются из-за зубцов, прекрасно понимая, откуда может прилететь опасный снаряд; к тому же все они в шлемах и доспехах, а вот женщина… Вдруг граф даст разрешение убить её? Волков был уверен, что фон Тельвису точно не захочется, чтобы после его злодеяний и удержания маркграфини в плену принцесса обрела свободу. Тогда она сможет что-то предпринять против него, а скорее всего обязательно предпримет. В общем, тут, наверху, появляться принцессе было небезопасно. И генерал только покачал головой: нет, пусть будет внизу. А ещё он некоторое время глядел, как люди графа продолжают бороться с огнём, и понял, что им сейчас вовсе не до штурма башни. И тогда барон подошёл к кастрюле, что приволок Кляйбер, взял её и отнёс к одному из зубцов, в самое безопасное место башни, куда не мог залететь ни один арбалетный болт. Там он перевернул посудину кверху дном, уселся на неё и сказал, обращаясь сразу и к оруженосцу, и к кавалеристу:

      – А ну-ка снимите с меня доспех!

      – Всё снять? – фон Готт не совсем понимал своего сеньора.

      – Да, – уверенно ответил тот. – Всё. Штурма пока не будет, хочу хоть самую малость охладиться.

      И тогда фон Готт и Кляйбер подошли к нему, стали расстёгивать ремни на панцире, на наплечниках, на наручах, а генерал косился на небо, на солнце, которое всё ещё сияло ярко и жгло немилосердно. Но всё чаще налетавшие порывы крепкого ветра приносили некоторое облегчение. Когда верхние латы были сняты, ему пришлось встать, чтобы кавалерист и оруженосец стянули с него кольчугу, а затем и стёганку, оставив его в одной промокшей до нитки рубахе.

      – Ну-ка, поглядите, что там у меня, – Волков приподнял край одежды и повернулся к своим помощникам.

      – Ишь ты! – подивился Кляйбер.

      – Синее всё… Вот так… Полоса… Но кожу не проткнуло, – объясняет оруженосец. – Копьё, видно.

      – Алебарда, –