Там чудеса…. Коллектив авторов

но спине, и пламенеют, пронзенные лучами солнца, как золотой пурпур. Самодельное ожерелье из каких – то красных сухих ягод трогательно и невинно обвивает в два раза ее темную, высокую, тонкую шею.

      – Я не заметила тебя! – говорит она нежно, и голос ее звучит, как пение флейты. – Откуда ты пришел?»

      Песня песней Соломона.

      «Оглянись, оглянись, Суламита! оглянись, оглянись, – и мы посмотрим на тебя.

      О, как прекрасны ноги твои в сандалиях!

      Округление бедр твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника;

      живот твой – круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино;

      чрево твое – ворох пшеницы, обставленный лилиями;

      два сосца твои – как два козленка, двойни серны;

      шея твоя – как столп из слоновой кости;

      глаза твои – озерки Есевонские;

      волосы на голове твоей, как пурпур; царь увлечен твоими кудрями.

      Как ты прекрасна, как привлекательна, возлюбленная, твоею миловидностью!

      Этот стан твой похож на пальму, и груди твои на виноградные кисти».

      Только семь дней длилось их совместное счастье, только семь дней они безраздельно принадлежали друг другу. А по прошествии этих дней Суламифь умерла, погибшая по наущению ревнивой завистницы.

      «В упоении поцеловал царь губы своей милой. Но Суламифь вдруг встала на своем ложе и прислушалась.

      – Что с тобою, дитя мое?.. Что испугало тебя? – спросил Соломон.

      – Подожди, мой милый… сюда идут… Да… Я слышу шаги… Она замолчала. И было так тихо, что они различали биение своих сердец. Легкий шорох послышался за дверью, и вдруг она распахнулась быстро и беззвучно.

      – Кто там? – воскликнул Соломон.

      Но Суламифь уже спрыгнула с ложа, одним движением метнулась навстречу темной фигуре человека с блестящим мечом в руке. И тотчас же, пораженная насквозь коротким, быстрым ударом, она со слабым, точно удивленным криком упала на пол…

      Старший врач сказал:

      – Царь, теперь не поможет ни наука, ни бог. Когда извлечем меч, оставленный в ее груди, она тотчас же умрет.

      Но в это время Суламифь очнулась и сказала со спокойною улыбкой:

      – Я хочу пить.

      И когда напилась, она с нежной, прекрасной улыбкой остановила свои глаза на царе и уже больше не отводила их; а он стоял на коленях перед ее ложем, весь обнаженный, как и она, не замечая, что его колени купаются в ее крови и что руки его обагрены алою кровью.

      Так, глядя на своего возлюбленного и улыбаясь кротко, говорила с трудом прекрасная Суламифь:

      – Благодарю тебя, мой царь, за все: за твою любовь, за твою красоту, за твою мудрость, к которой ты позволил мне прильнуть устами, как к сладкому источнику. Дай мне поцеловать твои руки, не отнимай их от моего рта до тех пор, пока последнее дыхание не отлетит от меня. Никогда не было и не будет женщины счастливее меня. Благодарю