Безвыходное пособие для демиурга. Валентин Никора

Дорогу осилит идущий! Я просто часто делаю привалы.

      Мне иногда кажется, что Лера это понимает, потому она не смеется надо мной, только подтрунивает, подхлестывает мое самолюбие, чтобы я из Обломова превратился в Штольца.

      Вот только немец никогда не сможет написать русский мистический роман. У него менталитет другой.

      Впрочем, Обломов его тоже никогда не создаст.

      А я напишу. Из вредности! И не какой-нибудь рассказ, а настоящее серьезное произведение, в котором будут подняты глобальные философские вопросы бытия, самосознания и человеческой культуры!

      Автобус с удовольствием выдавил нас из своего чрева на нужной остановке. Меня подташнивало от давки, но я, конечно, ничего не сказал.

      В парикмахерской нас уже ждали. Лера оказалась записанной.

      Миловидная девушка, глядя на меня, лишь покачала головой:

      – Ну, Лера, ты себе гламурного мальчика отхватила!

      – Это еще неизвестно кто кого отхватил! – возразил я. – Девочки, вы не на шопинге, потом обсудите проблему глобального вырождения истинных мачо, а сейчас, давайте, делайте из меня красавца.

      – А ты нахал! – изумилась мастер.

      – Этим и берет, – хохотнула Лера.

      – Значит так, Герман, будешь болтать, язык укорочу и не замечу, – для наглядности мастер щелкнула ножницами.

      Я промолчал.

      – Вот и договорились, – и девушка приступила к работе.

      Я закрыл глаза, чтобы расстроиться только один раз, при взгляде на результат.

      Когда меня побрызгали одеколоном и велели посмотреться в зеркало, я приготовился к самому худшему.

      Так и есть: на меня смотрел какой-то мальчик-колокольчик, истинный жених, кончивший школу с отличием, и теперь остервенело грызущий гранит академической науки.

      Я обернулся к Лере:

      – И вот за такого ты сможешь выйти замуж? Бр-р-р! Просто жуть.

      – А маме, точно, понравится, – усмехнулась мастер. – Идеальный студент. Гений!

      – Ну-ка, ну-ка, а с какой стороны гениальность лучше просматривается? – я покрутился у зеркала. – Ох, не знаю, я так отвратительно не выглядел с пятого класса. Лучше бы «под ноль». И золотую цепь на шею.

      Лера захохотала:

      – Цепь – непременно, и гирю к ней примотать.

      – Так, говорите, молодой человек, прическа вам моя не нравится? – в руке девушки взревела машинка.

      – Стоп! Я пошутил! Лера, чего они у тебя все такие серьезные?

      – Боятся, что ты с них главного отрицательного героя спишешь, да еще и назовешь их именем для полной узнаваемости.

      – А я думал, сочинять – моя прерогатива.

      – Желаю произвести на маму неотразимое впечатление, писатель, – захохотала подружка Леры. – Освобождай кресло, через пять минут ко мне пожалует важная персона.

      Когда мы вышли из парикмахерской, Лера ехидно оглядела меня с головы до ног:

      – Никуда тебя одного выпустить нельзя.