Метафизика власти. Александр Рубцов

и юридически. Но чем суровее погром критики, под которую ты заведомо и сознательно подставляешься, тем выше подвиг самоотречения. Смысл этого слезного послания наверх: ради обоймы мы готовы как угодно сами себя скомпрометировать. Гибридная нечаевщина: повязать не пролитой кровью, но общим позором.

      Вместе с тем никакие аргументы не отменяют вероятности принятия сколь угодно экзотических решений. В ответ на погромную критику уже заявлено о готовности совершенствовать проект «до последней запятой». Напоминает памятник князю Владимиру, который в ответ на претензии ЮНЕСКО готовы уменьшать в размере, подрезая снизу, – осталось закопать изделие в землю по колени, по грудь…

      Далее расчет авторов знаком: законопроект принимают под улюлюканье общественности – и начинается практика выборочных репрессий. Два-три показательных примера демонстративно несоразмерной расправы задают для остальных новый порог самоконтроля и самоцензуры. Иррациональность нормы и правоприменения является здесь только плюсом: обществу показывают торжество голой силы и тупой воли – «волю к воле». Любые разумные доводы игнорируют специально, дабы самоутвердиться в ощущении безраздельности власти. Чем ниже качество юридической техники, тем действеннее такой инструмент и тем приятнее владение им. Почти по Ницше: не интеллект создает волю – воля создает интеллект. Люди показывают, что могут позволить себе действовать неграмотно, а то и не вполне вменяемо. Шантаж одержимостью иногда срабатывает и во внешней политике, хотя и недолго. Но в данном случае репутационные издержки много выше сомнительной выгоды, поэтому есть надежда, что идея не будет доведена до реализации.

      В случае с патриотизмом мешает ярко выраженный оценочный характер понятия, особенно в самооценке и разного рода самоманифестациях. Пора хотя бы в приличном обществе договориться: быть патриотом некрасиво – нельзя самому себе приписывать это качество и над ним «трястись». Патриотические чувства и проявления настолько многообразны, что хоть какое-то подобие кодификации здесь невозможно. В нашей истории и в истории культуры множество примеров, когда самыми патриотичными в итоге оказываются крайне резкие оценки национальных качеств и исторических эпизодов. Но если нельзя оштрафовать или посадить Лермонтова и Салтыкова-Щедрина, то теперь можно будет наказывать за цитирование их классических афоризмов. Можно составить целую хрестоматию с фрагментами от величайших отечественных умов, литературных гениев и моральных (в том числе церковных) авторитетов, мысли и высказывания которых оскорбительны для чувств самопровозглашенных патриотов. Легко представить, как суды начнут штамповать приговоры, добираясь до мышей и ноутбуков, приговариваемых к уничтожению. Бить плетьми и ссылать колокола – очень в духе времени.

      «Патриотические чувства и проявления настолько многообразны, что хоть какое-то подобие кодификации здесь невозможно».

      Призывы