Душа для четверых. Ирина Родионова

помнила, как раньше на кухню заглядывал белый горящий глаз фонаря, и все думала, доживет ли до момента, когда он откроется снова.

      Помнила это теперь и Галка.

      Помнила и роды, и скрюченного сына, которому не суждено было повзрослеть, не суждено было даже пожить. Помнила мужа своего, безусого на бархатной подушке.

      Не своего, конечно. Анны Ильиничны.

      Машка ежилась то ли от ветра, то ли от слез, топталась на холмике раскисшей земли. Палыч помог вынести здоровенный короб и, отфыркиваясь, поставил на лавку. Галке захотелось погладить сырые деревянные перекладины рукой.

      – Завтра сможете закончить? Или заявку новую создавать?

      Никто не ответил. Дана подогнала отцовскую развалюху с проржавелым днищем, и Палыч втолкнул белый короб в багажник:

      – Поменьше набирайте. Синдром Плюшкина какой-то…

      – Это память, – огрызнулась Галка, от усталости растерявшая всю язвительность.

      – Это мусор… Маленькие вы еще, чтоб это понимать.

      Отсалютовав, Палыч ушел. В ночном неподвижно-черном воздухе отчетливо пахло дождем: то ли прошедшим, то ли вызревающим, и даже аромат старого машинного салона не помог выгнать этот запах из ноздрей. Хрустели промерзшие сиденья, изо рта рвался бледный, тут же рассеивающийся пар. Галка обхватила себя руками, убаюкивая стуком собственных зубов.

      Машина капризничала, а Дана психовала, материлась и колотила по резиновой оплетке руля. Остальные молчали. Кристина, по-видимому, все еще злилась из-за денег, растерянная Машка прижимала к груди мясистый фикус, чуть дремала Галка.

      – Ты у папочки разрешения спросила? – Едкость Кристининого голоса даже сонную Галку прожигала насквозь.

      – Обойдется. – «Шестерка» зарычала и сдалась, Дана еще разок двинула по рулю, просто для спокойствия. – Даст он, конечно. А потом догонит и еще… В гараж везем?

      – Меня забросьте в кафе, – встрепенулась Галка. – Я на смену опаздываю.

      – А разгружать кто будет?!

      – Слушай… – Галка круто развернулась и заглянула в бледное Кристинино лицо.

      Она думала увидеть злобные глаза и сжатые в полоску губы, но заметила лишь усталость и что-то ледяное, подмороженное в полупрозрачной радужке.

      – Слушаю.

      – Спокойней будь.

      – Как маленькие, – вздохнула Дана, пытаясь объехать глубокие промоины в асфальте, заполненные снежно-дождевой водой. «Шестерка» подпрыгивала, билась о колдобины днищем и стонала, но Дана управлялась с ней умело, как будто была старым и лысым дальнобойщиком, а не хрупкой девушкой, едва заметной из-за руля.

      – Не страшно? – Кристина, казалось, готова была переключить свою едкость на любого, только бы никто не вспоминал о сворованных деньгах. – Семнадцать лет, и ни прав, ни опыта. Въедешь куда-нибудь, и отец…

      – Уж не тупая, не была бы в себе уверена – не ездила бы. Думаешь, мне хочется, чтобы папочка узнал об этом? А если тебя что-то не устраивает, то можешь прямо на ходу выйти, мы не расстроимся.

      Дальше