Законы улиц. Илья Бушмин

как твое давление?

      – Все так же, – вздохнула она. – Скорую приходится вызывать по два раза в неделю. Сегодня вон таблеток наглоталась, чтобы к тебе приехать.

      – Фига се. Может, тогда и не надо было?

      – Конечно, зачем нам общаться? – буркнул отец. – Всего-навсего родители и сын. Помрем, ты даже не узнаешь.

      – Ром! – одернула его мать. Отец возмутился:

      – Что Ром? Что, не так?

      Фокин натянуто и криво улыбался, крутя баранку. Ему хотелось курить больше, чем когда-либо.

      Тем временем Аксенов отправился к Гулливеру. Опера смущало, что пообещавший позвонить через несколько дней осведомитель не подает никаких признаков активности. Когда он спустился в пивную, «Гулливер» был полон народу. Лакали пиво работяги с расположенной неподалеку стройки. Сдвинув несколько столиков, что-то отмечала компания полумаргинальной молодежи.

      Когда стукач за прилавком заметил Аксенова, он напрягся и быстро кивнул ему на подсобку. Аксенов юркнул в дверь, успев бросить взгляд на посетителей – на него никто не смотрел.

      Через минуту в подсобку зашел и Гулливер. Аксенов курил, пододвинув к себе приспособленный под пепельницу огрызок алюминиевой пивной банки.

      – Ты обещал позвонить. И назвать имя человечка, который может достать стволы.

      – Я говорил, что попробую, Саныч, – осторожно поправил Гулливер. – Не обещал.

      – Что-то сорвалось?

      – Вроде того.

      Невооруженным взглядом было видно, что осведомитель нервничает и чего-то недоговаривает. Аксенов нахмурился.

      – Гулливер, что за дела? Ты со мной играть захотел? Ты и твой шалман работаете, пока ты мне нужен. А нафига мне ты, если ты молчишь в тряпочку?

      Гулливер сел рядом, стараясь не смотреть на Аксенова.

      – Саныч, вы же знаете. Я стараюсь помогать всегда. Как только что-то узнаю, сразу звоню вам…

      – Последний месяц я этого не ощущаю. Что случилось? У тебя проблемы или как?

      – Саныч… Слухи ходят фиговые. Говорят, Жила этот, которого вы ищете… Говорят, они мочат всех.

      – Кто говорит?

      – Да все, Саныч, – не выдержал Гулливер. – Все, блин! Даже самый последний гопник в курсе. Я… никогда не отказывался. А сейчас я не могу. Только не так. Я жить хочу, понимаете? Хотите закрывать пивную – закрывайте. Я лучше подметалой в ЖЭУ пойду, но жить буду.

      След оружия оборвался, не успев даже проклюнуться.

      Аксенов промолчал в отчет. Крыть было нечем.

      Фокин пропустил родителей вперед, после чего не без труда затащил в прихожую тяжелые сумки.

      – Вы чего туда понапихали? Антивещество?

      – Соленья тебе, огурчики, салаты, которые ты любишь, – запричитала мать. – Гостинец на день рождения, мы же пропустили. Я тебе такой свитер купила у нас на рынке. Как увидела, сразу тебя в нем представила.

      Отец, хмурясь, прошел в единственную жилую комнату однушки, которую снимал Фокин. Мебели здесь практически не было.

      – Тебя