Подросток. Федор Достоевский

очень дорог этот человек? – спросил Крафт с видимым и большим участием, которое я прочел на его лице в ту минуту.

      – Я так и предчувствовал, – сказал я, – что от вас все-таки не узнаю вполне. Остается одна надежда на Ахмакову. На нее-то я и надеялся. Может быть, пойду к ней, а может быть, нет.

      Крафт посмотрел с некоторым недоумением.

      – Прощайте, Крафт! Зачем лезть к людям, которые вас не хотят? Не лучше ли всё порвать, – а?

      – А потом куда? – спросил он как-то сурово и смотря в землю.

      – К себе, к себе! Все порвать и уйти к себе!

      – В Америку?

      – В Америку! К себе, к одному себе! Вот в чем вся «моя идея», Крафт! – сказал я восторженно.

      Он как-то любопытно посмотрел на меня.

      – А у вас есть это место: «к себе»?

      – Есть. До свиданья, Крафт; благодарю вас и жалею, что вас утрудил! Я бы, на вашем месте, когда у самого такая Россия в голове, всех бы к черту отправлял: убирайтесь, интригуйте, грызитесь про себя – мне какое дело!

      – Посидите еще, – сказал он вдруг, уже проводив меня до входной двери.

      Я немного удивился, воротился и опять сел. Крафт сел напротив. Мы обменялись какими-то улыбками, всё это я как теперь вижу. Очень помню, что мне было как-то удивительно на него.

      – Мне в вас нравится, Крафт, то, что вы – такой вежливый человек, – сказал я вдруг.

      – Да?

      – Я потому, что сам редко умею быть вежливым, хоть и хочу уметь… А что ж, может, и лучше, что оскорбляют люди: по крайней мере избавляют от несчастия любить их.

      – Какой вы час во дню больше любите? – спросил он, очевидно меня не слушая.

      – Час? Не знаю. Я закат не люблю.

      – Да? – произнес он с каким-то особенным любопытством, но тотчас опять задумался.

      – Вы куда-то опять уезжаете?

      – Да… уезжаю.

      – Скоро?

      – Скоро.

      – Неужели, чтоб доехать до Вильно, револьвер нужен? – спросил я вовсе без малейшей задней мысли: и мысли даже не было! Так спросил, потому что мелькнул револьвер, а я тяготился, о чем говорить.

      Он обернулся и посмотрел на револьвер пристально.

      – Нет, это я так, по привычке.

      – Если б у меня был револьвер, я бы прятал его куда-нибудь под замок. Знаете, ей-богу, соблазнительно! Я, может быть, и не верю в эпидемию самоубийств, но если торчит вот это перед глазами – право, есть минуты, что и соблазнит.

      – Не говорите об этом, – сказал он и вдруг встал со стула.

      – Я не про себя, – прибавил я, тоже вставая, – я не употреблю. Мне хоть три жизни дайте – мне и тех будет мало.

      – Живите больше, – как бы вырвалось у него.

      Он рассеянно улыбнулся и, странно, прямо пошел в переднюю, точно выводя меня сам, разумеется не замечая, что делает.

      – Желаю вам всякой удачи, Крафт, – сказал я, уже выходя на лестницу.

      – Это пожалуй, – твердо отвечал он.

      – До свиданья!

      – И это пожалуй.

      Я помню его последний на меня взгляд.

III

      Итак,