Подросток. Федор Достоевский

рыжеватый и весноватый… да, впрочем, черт бы взял его наружность!

      – Успокойтесь, я еще никогда не знал женщины, – отрезал я, в первый раз к нему повертываясь.

      – Драгоценное сообщение, которое могло бы быть сделано вежливее, ввиду дам!

      Но все вдруг густо зашевелились; все стали разбирать шляпы и хотели идти, – конечно, не из-за меня, а им пришло время; но это молчаливое отношение ко мне раздавило меня стыдом. Я тоже вскочил.

      – Позвольте, однако, узнать вашу фамилию, вы всё смотрели на меня? – ступил вдруг ко мне учитель с подлейшей улыбкой.

      – Долгорукий.

      – Князь Долгорукий?

      – Нет, просто Долгорукий, сын бывшего крепостного Макара Долгорукого и незаконный сын моего бывшего барина господина Версилова. Не беспокойтесь, господа: я вовсе не для того, чтобы вы сейчас же бросились ко мне за это на шею и чтобы мы все завыли как телята от умиления!

      Громкий и самый бесцеремонный залп хохота раздался разом, так что заснувший за дверью ребенок проснулся и запищал. Я трепетал от ярости. Все они жали руку Дергачеву и выходили, не обращая на меня никакого внимания.

      – Пойдемте, – толкнул меня Крафт.

      Я подошел к Дергачеву, изо всех сил сжал ему руку и потряс ее несколько раз тоже изо всей силы.

      – Извините, что вас всё обижал Кудрюмов (это рыжеватый), – сказал мне Дергачев.

      Я пошел за Крафтом. Я ничего не стыдился.

VI

      Конечно, между мной теперешним и мной тогдашним – бесконечная разница.

      Продолжая «ничего не стыдиться», я еще на лесенке нагнал Васина, отстав от Крафта, как от второстепенности, и с самым натуральным видом, точно ничего не случилось, спросил:

      – Вы, кажется, изволите знать моего отца, то есть я хочу сказать Версилова?

      – Я, собственно, не знаком, – тотчас ответил Васин (и без малейшей той обидной утонченной вежливости, которую берут на себя люди деликатные, говоря с тотчас же осрамившимся), – но я несколько его знаю; встречался и слушал его.

      – Коли слушали, так, конечно, знаете, потому что вы – вы! Как вы о нем думаете? Простите за скорый вопрос, но мне нужно. Именно как вы бы думали, собственно ваше мнение необходимо.

      – Вы с меня много спрашиваете. Мне кажется, этот человек способен задать себе огромные требования и, может быть, их выполнить, – но отчету никому не отдающий.

      – Это верно, это очень верно, это – очень гордый человек! Но чистый ли это человек? Послушайте, что вы думаете о его католичестве? Впрочем, я забыл, что вы, может быть, не знаете…

      Если б я не был так взволнован, уж разумеется, я бы не стрелял такими вопросами, и так зря, в человека, с которым никогда не говорил, а только о нем слышал. Меня удивляло, что Васин как бы не замечал моего сумасшествия!

      – Я слышал что-то и об этом, но не знаю, насколько это могло бы быть верно, – по-прежнему спокойно и ровно ответил он.

      – Ничуть! это про него неправду! Неужели вы думаете, что он может верить в Бога?

      – Это – очень гордый человек, как вы