Беглец. Алишер Арсланович Таксанов

habe ein Projekt gemacht. Ich möchte den Weltraum erkunden. Ein Raumschiff! – говорил Эркин по-немецки, увлечённо жестикулируя. В его голосе звучала страсть, переплетённая с юношеским энтузиазмом.

      – Wie in Jules Vernes Roman «Von der Erde zum Mond», – улыбнулся Эрик. Его отец был убеждённым коммунистом, и хотя сам Эрик не проявлял такого же интереса к политике, он уважал идеи, которыми жил его отец.

      – Nein. Ich rede nicht von einer Kanone. Ich rede von einer Rakete! Eine große Rakete, die uns zum Mond und zum Mars bringen wird! – с горящими глазами продолжал Эркин.

      – Oh, du hast große Pläne, – рассмеялся Эрик, хлопнув друга по плечу. – Unsere Professoren mögen solche Ideen nicht. Sie mögen die Realität. Sie wollen technische Zeichnungen von echten Maschinen sehen, keine fantastischen Projekte.

      – Es ist nur ein Studentenprojekt, – сказал Эркин, его голос стал тише, словно сам он понимал, что мечты могут разбиться о суровую реальность.

      Они продолжили свой путь к университету. Однако в груди Эркина было что-то тяжёлое, словно невидимая рука давила на его сердце. Он не мог объяснить, откуда эта тревога. Возможно, это был страх перед будущим, которое, казалось, туманилось с каждым днём. Далеко в Ташкенте его ждали родные, и Эркин понимал, что его учёба здесь, в Германии, была важным этапом. Стране, Советскому Союзу, нужны были инженеры, чтобы строить заводы, гидроэлектростанции, тепловые станции. Именно поэтому его и других студентов отправили сюда, в Европу, чтобы они получили лучшее техническое образование.

      Эркин был прилежным студентом, учился на отлично, вкладывая в это не только свой ум, но и душу. Он верил, что знания, которые он получит, помогут ему стать частью великого будущего его страны. Но в то же время его пугала эпоха. Пугало то, что происходило в Германии: марши националистов, агрессивные речи Гитлера, нарастающая напряжённость. И ещё больше пугало то, что происходило в Союзе. Там, дома, тоже было неспокойно. Политические репрессии набирали силу, и казалось, что никто не мог чувствовать себя в безопасности. Даже за тысячи километров от родины Эркин чувствовал этот страх, проникающий в его мысли, словно холодный ветер из далёких степей.

      – Warum fühle ich mich so unsicher? – думал он, оглядываясь на шумные улицы Мюнхена. Солнечный свет, казалось, больше не приносил радости, он стал символом хрупкости этого спокойствия, которое могло рухнуть в любой момент.

      Вечером Эркин зашёл в спортивный зал политехнического института. Помещение было просторным, с высокими потолками, окрашенными в белый цвет. Стены зала были украшены плакатами с изображениями спортсменов, схематическими рисунками приёмов и японскими иероглифами. В углу стояли деревянные манекены для отработки ударов, а на полу лежали мягкие маты, которые покрывали всё пространство, чтобы смягчить падения. В воздухе витал слабый запах пота и свежести от недавней уборки.

      В центре зала находился сам мастер Хукимори – невысокий, подтянутый японец в чёрном кимоно с белым поясом. Его лицо было спокойно и сосредоточенно, как и положено истинному мастеру боевых искусств. Хотя немецкий давался ему с трудом, он всегда старался произносить команды чётко и правильно. Иногда его акцент звучал немного