Дама в автомобиле, в очках и с ружьем. Себастьян Жапризо

встать, и Мануэль с Болю отошли в сторону. Надевая очки, она продолжала твердить, что это неправда.

      – Что? Что неправда?

      – Сегодня утром у меня ничего не было с рукой. А если бы даже и было, то вы не могли бы этого увидеть, я находилась в Париже.

      Ее голос снова зазвучал звонко, а в манере держаться опять появилось что-то надменное. Но Мануэль понимал, что это вовсе не надменность, а лишь усилие сдержать слезы и в то же время выглядеть настоящей дамой. Она пристально разглядывала свою неподвижную левую руку и странный рубец на ладони почти у самых пальцев.

      – Мадам, вы не были в Париже, – спокойно возразил Мануэль. – Вам не удастся заставить нас поверить в это. Я не знаю, чего вы добиваетесь, но никого из присутствующих вы не убедите, что я лжец.

      Она подняла голову, но посмотрела не на него, а куда-то в окно. Они тоже посмотрели в окно и увидели, что Миэтта заправляет какой-то грузовичок. Мануэль сказал:

      – Сегодня утром я чинил задние фонари вашего «тендерберда». Там отсоединились провода.

      – Неправда.

      – Я никогда не говорю неправду.

      Она приехала на рассвете, он пил на кухне кофе с коньяком и тут услышал гудки ее автомобиля. Когда он вышел, у нее было такое же выражение лица, как и сейчас: спокойное, но одновременно настороженное, напряженное – казалось, чуть тронь ее, и она заплачет, – и в то же время всем своим видом она как бы говорила: «Попробуйте-ка троньте, я себя в обиду не дам». Через свои темные очки она смотрела, как он засовывает полы своей пижамной куртки в брюки. Мануэль сказал ей: «Извините. Сколько вам налить?» Он думал, что ей нужен бензин, но она коротко объяснила, что не в порядке задние фонари и что она вернется за машиной через полчаса. Она взяла с сиденья белое летнее пальто и ушла.

      – Вы принимаете меня за кого-то другого, – возразила дама. – Я была в Париже.

      – Вот тебе и на! – сказал Мануэль. – Ни за кого другого, кроме как за вас!

      – Вы могли спутать машины.

      – Если уж я чинил машину, я ее не спутаю ни с какой другой, даже если они похожи как близнецы. Мадам, это вы принимаете Мануэля за кого-то другого. Больше того, могу вам сказать, что, закрепляя провода, я сменил винты и сейчас там стоят винты Мануэля, можете проверить.

      Сказав это, он резко повернулся и направился к двери, но Болю удержал его за руку.

      – Но ты ведь где-нибудь записал, что произвел ремонт?

      – Знаешь, некогда мне заниматься всякой писаниной, – ответил Мануэль. И добавил, желая быть до конца честным: – Сам понимаешь, стану я записывать два жалких винтика, чтобы Феррант заработал еще и на них!

      Феррант был сборщиком налогов, жил в той же деревне, и по вечерам они вместе пили аперитив. Будь он сейчас здесь, Мануэль сказал бы то же самое и при нем.

      – Но ей-то я дал бумажку.

      – Квитанцию?

      – Да вроде того. Листок из записной книжки, но со штампом, все как полагается.

      Она смотрела то на Болю, то на Мануэля, поддерживая правой рукой свою вздувшуюся