DUализмус. Корни солодки. Ярослав Полуэктов

краснопротухшей икрой, сиял чёрными выржавлинами и, вдобавок, оказался незаряженным и вообще игрушечным, тем более из прессованой фанеры. – Та-ак! Куда же я пульки дел? Последнюю потратил на… Ах, забыл. Ну как же! А предпоследнюю? А, у меня же счёт за расстреляные зеркала в Ермоловке… Не оплачен… Отпустили под честное слово… Виноват и слова не сдержал. Сдержу позже. Может быть. Так все стараются нынче.

      – И у меня должок, – присоединился Чехов, отвлекая внимание Чена от пробирки, – но махонький. Вы в какое стрельнули, неужто в то самое, что в гардеробе, ещё до начала первого бала? Я ведь туда – за зеркальце – рулончик туалетной бумаги засунул, чтобы на обратном пути забрать… А оно – после вас-то – возьми да выпади. Всё в осколках – не употребить… Вот так совпаденьице! Пули у вас деревянные или резиновые? Из свинца? Или под букву «U» для рогатки. Да ну вас вообще. Так не бывает. Такими машиниста поезда не подстрелить.

      – Нет, я в кадрили, через плечо, метил в…, а попал в… да вы знаете! Зачем мне ваши спектакли!

      Чен слегка призадумался: «Лефтина, возьмите, пожалуйста, у Антона Павловича пробирку, выкиньте её наhер. Только не разбейте. Ещё духа Хоттабыча нам не хватало. Так и кондиционер сгорит».

      – Дайте пробирку, – осуровела Лефтина.

      – Ну, так и берите труд мой… месячный. Чтож! – Чок! – И с Вами. – Чок, чок. – Я ж бокалов ещё не подал! – Мы знаем. Мы кулачками-с.

      – И я тороплюсь, мне б к начальному расчётику дополнительно надбавить.

      – Ну, так, сударь, Антон Павлович, мне нужен настоящий диагноз с доверием, – продолжал Чен, остановив классические телопридвижения к пересмотру договора. – Понимаете? Бу-маж-ка такая. С печатью. Именно с печатью, а не рецептик с каракулями. Где она?

      Чехов задумался, понурил голову, снял, протёр и вновь возобновил пенсне на носу. – Нету бумажки, кончились бумажки. Всё в мозгах. Некогда. Разбираюсь пока. У меня очередь – деревня. Все с сифилисом идут. Падла там одна завелась с сестрой лесбой. Мстят мужчинам. Вспомогните с целлюлозой!

      – Лефтина, выдайте господину Чехову пачку бумаги.

      – А?

      – Белоснежку ему, говорю, дайте!

      – Это дело тонкое, – продолжил Чехов, не особенно обратив внимание на презент, но, тем не менее, засунув пачку в потёртый саквояж и при этом специальнозвучно щёлкнув никелем. (Заметьте, мол, и ёмкость старее некуда!) – Ну, как бы это Вам ловчей пояснить… с бухты-барахты тут…

      – Вот сами же сознаётесь. Вы вот великий специалист и гений, – продолжает философствовать Чен Джу, – не будучи мальчиком – простачком, понимаете, о чём речь. …И я ещё, зная сам – кто я есть, не имея бумажки с печаткой, буду выпрашивать у вас остаток Вашего долга передо мной …в сорок страниц всего? На колени встать? Простите, но это, сударь, невозможное дело-с. Ептыть, да я от рожденья классикс с тремя «с» в конце. Это добавляет вкуса-с. А с Вами относительно «эс» вполне согласен и для того времени