Охота на Овечкина. Инна Шаргородская

– подальше от родного дома. Пока он еще все-таки был человеком…

      Он не очень понимал, куда идет, и, когда к нему опять вернулась способность соображать, Овечкин обнаружил себя в Таврическом саду. Он узнал пруд и дворец, но даже не удивился, как сюда попал. Ему было не до этого. До Михаила Анатольевича постепенно начала доходить вся безнадежность положения, в котором он очутился. Вернуться домой он не мог. На дворе была ночь. Он выбежал из дому без копейки денег, без документов, в костюме, совершенно непригодном для выхода на работу и неприличном даже для пребывания на улице. Он не захлопнул за собой дверь, убегая. Квартира, стало быть, стоит открытая – заходи кто хочешь, бери что хочешь.

      Михаил Анатольевич находился в полной растерянности. Привыкнув за тридцать пять лет своей жизни во всем полагаться на маму, он вдруг оказался лицом к лицу с необходимостью предпринять какое-то действие. И действие, прямо скажем, неординарное. Не мог же он в самом деле вломиться сейчас, среди ночи, к кому-нибудь из немногочисленных своих или маминых знакомых и заявить, что вот, мол, немножко сошел с ума, и поэтому просит заглянуть к нему домой и посмотреть, сидит ли еще там дедушка в красном халате. Бред какой-то…

      Увидев в стороне от дорожки скамейку, утопавшую в сиреневых кустах, Михаил Анатольевич машинально направился к ней, присел на краешек и уставился прямо перед собой невидящим взглядом. Что же делать? Может, он и вправду сошел с ума? В таком случае надо обратиться к врачу. Но опять же – какие врачи среди ночи? И за что ему такое несчастье?

      Против воли Овечкин начал припоминать подробности галлюцинации. Снова увидел перед собою поросшее серой шерстью лицо деда и услышал его хриплый голос. Как домовой его обозвал? Насекомым?.. Почему это он, Овечкин, насекомое? И даже хуже? Непонятно. Он жил себе, никого не трогал. Ну, может быть, конечно, выдающихся поступков не совершал, так ведь не всякому и дано. Зато не вредил никому… «Никто тебя не хватится! – вспомнил он вдруг дедовы слова. – Никто и не заметит!»

      И окончательно расстроился. А ведь и правда. Так оно и есть. Вот он сидит здесь, одинокий, и никто не пожалеет о нем, если случится ему завтра исчезнуть из числа живущих… Сознавать это было чертовски неприятно, и Овечкин, как обычно поступают люди в подобной ситуации, принялся судорожно искать виноватых.

      …И не нашел. Более того, неожиданно убедился Михаил Анатольевич, что не может даже толком вспомнить свою жизнь, так оказалась она однообразна и пуста, начиная с самого детства. Почему-то не дружил он с ребятами ни во дворе, ни в школе, не играл в войну. Не искал кладов, не влюблялся. Не ссорился и не дрался. Почему? Ни одного интересного события не мог припомнить Овечкин, ни одного яркого переживания. Вроде бы читал он много – но и прочитанного толком не помнил, потому что впадал обычно над книгой в некоторое оцепенение и не то думал, не то мечтал о чем-то, чего не мог выразить ни словами, ни образами… Так и по улицам ходил, и на работе делал свое нехитрое дело – словно