Горячие дороги Алтая. Виктор Вассбар

мира Эрлику. Хотел узнать, кто убил его сына.

      Эрлик был хозяин голубой беспредельности, восставший против верховного бога Тенгри и низвергнутый Ульгенем в подземный мир. У христиан этого бога зовут Сатаной, Дьяволом. Он хозяин зла, и дух убийцы в его власти.

      Эркемею надо было спуститься в мир Эрлика и спросить правду у хозяина подземного мира.

      Это у алтай-кижи и тубаларов есть белые и чёрные камы. Эркемей был телеут, а телеутский кам мог камлать любому богу.

      Эркемей начал камлать ночью, ближе к утру. Он боялся, что вечером к нему может заглянуть кто-то из русских знакомцев. Увидит, что камлает, да ещё узнает кому, тотчас донесёт попу и его опять сгонят с места. Поэтому был осторожен.

      Повалил кам на землю чёрного барана со сломанным рогом, сделал широкий надрез под рёбрами, нащупал рукой сердце жертвы и изо всех сил сжал трепещущую плоть, только так умертвлялись овцы при камлании. Потом достал Эркемей шаманский бубен ала-барс, туго оттянутый шкурой лося, взял било, обтянутое шкуркой зимнего зайца, одел на голову шапочку из цельной шкурки филина с клювом, нависшим над лбом и торчащими в сторону когтями и вышел на поляну.

      Хорошо, что телеутам не надо одевать для камлания Эрлику тяжёлых доспехов маньянов, а можно камлать в удобной охотничьей одежде.

      Эркемей замер. Прислушался сначала к лесу, потом к себе.

      Было тихо и немного тревожно.

      И он ударил в бубен. Ударил в бубен и пошёл, пошёл бить с нарастанием в темпе, – сначала бил редко, чтобы тело разогрелось, затем, повинуясь ритму бубна, закружился волчком. Бил в бубен всё быстрее и быстрее, и всё чаще и чаще.

      И вот Эркемей уже перестал чувствовать свои руки, будто бубен бил сам по себе, и задышал Эркемей глубоко, ловя священное дуновение, не останавливаясь между вдохом и выдохом. И вот уже и ноги и руки перестали принадлежать ему, и поляна потускнела, и кружащиеся кедры пропали из глаз.

      Увидел Эркемей себя со стороны, какой-то одной частью был вне тела своего – в стороне и чуть выше, а другой ещё находился в нём – не полностью расстался со своей телесной оболочкой.

      Вращалась поляна, кружились пихты и кедры, но это было видно ему одной своей частью как бы в тумане – бледно и неясно, а другим своим я он видел неподвижные деревья и себя, вращающегося в ритме бубна на кружащейся поляне. Ещё миг и вот он уже полностью расстался с тем танцующим камом и полетел в только ему известное место, где в скалах – на крутизне спрятаны духи его бубна и лося, шкурой которого обтянут бубен.

      И вот уже не бубен бьёт-гудит, гудят копыта его верного сохатого, крепко он ухватился за рога, а рядом жёлто-чёрной тенью стелется ала-барс, пёстрый барс-тигр, дух бубна, доставшегося ему от отца, а тому от деда, великих камов, которых знала половина Джунгарии, и не только телеуты и другие племена Алтая, но и монголы, казахи, уйгуры.

      Мусульманам и буддистам нельзя иметь дело с языческими